Олег Гладов - Смех Again

Через пару месяцев в Уткине стало известно, что жена агронома — его родная сестра. «Вот оно! — подумала Ольга. — Вот! Идеальная Настя — ребёнок, родившийся после полового акта близких родственников. После Презренного церковью и обществом соития брата и сестры. Результат Кровосмешения. Конечный продукт Инцеста. Но зато какой продукт…»

Агроному с семьёй вскоре пришлось уехать: в Уткине шептались, косо посматривали, а иногда даже демонстративно отворачивались от греховодника: как-никак, а жили здесь в основном староверы, которых даже советская власть так и не смогла выбить из традиционного уклада жизни… Поэтому на выпускном вечере Ольга таки была самой красивой и являлась после него во снах всем присутствовавшим мужчинам. Но её это уже не особо волновало. Её мыслями овладела Клеопатра — прекраснейшая из женщин, царица Египта, влюбившая в себя императора Рима, заставляющая любоваться своим изображением спустя тысячи лет, и (!) — дочь родных брата и сестры. Конечный продукт Инцеста. Но какой продукт…

Пролистав кучу книг, Ольга стала на сто процентов уверена: все известные истории красавицы и яркие мужчины, — дети, родившиеся в результате Кровосмешения. И если о Гитлере это было известно наверняка (сын отца, обрюхатившего свою дочь), а в статьях о Нефертити, Дездемоне, Мерлин Монро и Кеннеди подобных фактов не наблюдалось, это Ольгу не смущало.

Это заговор. Заговор посвящённых… И теперь она, Ольга Мишина, тоже посвящённая. Тоже знает секрет. Знает шулерский фокус с картой из рукава…

Ольга Мишина хотела родить идеал — новую Клеопатру. Нового Гитлера. Ребёнка, который оставит в истории след своей красотой и деяниями. И это будет Её ребёнок…

Это была её страсть. Мечта. И уже выйдя замуж, она тайно от всех, даже от мамы, пила противозачаточные таблетки.

И лежала под мужем, смотря в потолок и держа его за плечи, пока он пыхтел. Его семя не могло пустить росток в её лоне. Ольга берегла его. Берегла и ждала, не получая от ночных супружеских ласк почти никакого удовольствия и просто ощущая время от времени небольшой твёрдый предмет, ритмично входящий \ выходящий чуть ниже её плоского живота.

Крик куриного самца вырвал меня из размазанного, как манка по тарелке, блуждания в ночных сараях.

Позднее утро. Почти полдень, ёп-тыть. Генка укатил вчера вечером обратно на пасеку. Я один. Один. Потому что мне надоело изображать Александра Мишина. Никакой я дяде Жене не племянник. И вообще, начнём с того, что никакой он мне не дядя Женя. Пора сваливать.

«Вот! — говорит мне внутренний Гек Финн. — Молодец! Наконец-то! А теперь трахни обеих сестёр и уезжай».

Отстань.

«Ну хотя бы одну, а?» — не унимается он.

Отстань, сволочь.

Всё равно ведь не вернёшься, — пожимает плечами он.

Я иду умываться, прихватив с собой бритвенный набор. На крыльце сидит Дашка и чистит картошку. Я молча прохожу мимо, мельком заметив, что подол в подсолнухах задрался до середины загорелых бёдер.

«Вот эту! — шипит Гек. — Вот её!»

Я чищу зубы. Полощу рот. Умываюсь. Смотрясь в прикрепленное над краном зеркальце с отколотым уголком, намыливаю лицо. Аккуратно сбриваю щетину только со щёк, оставляя баки, усы и бороду. Всё это время чувствую зелёное мерцание с крыльца: смотрит. Вытираюсь полотенцем. Поднимаюсь по ступенькам обратно в дом. Замечаю цвет белья под натянувшимся на бёдрах сарафаном: белое.

— Ой! — говорит Дашка. — Ты такой прикольный с бородкой… Тебе идёт…

Знаю. Поэтому и ношу. Когда Артём. Скоро им опять буду.

— Знаю, — говорю не останавливаясь.

Гек Финн пожимает плечами.

В кухне-столовой громко играет радио и никого. Никого, кроме Ольги, которая вполголоса подпевает своему любимому певцу, одновременно помешивая какое-то варево в большой кастрюле.

«Её! — шипит Гек. — Вот Её тогда!»

Я, не слушая его, прохожу мимо.

— Саша… — голос в спину. В спину, на которой крупными буквами для тупых и слепых написано: NEVER GONNA STOP ME.

Ольга не слепая. Я поворачиваюсь. Она, вытирая руки о передник, подходит ближе.

— Саш, Генка не сказал, когда он…

Она рассматривает меня, широко раскрыв глаза.

— Чего? — я выставляю бороду на показ.

Она протягивает руку:

— Можно потрогать? Ой!.. Колючая…

Какой же ещё быть бороде?

Ольга гладит меня по щеке:

— Какой красивый у меня братик… — говорит она.

«Трах-ни-Её!!! Трах-ни-Её!!! Трах-ни-Её!!!» — кричит Гек Финн, прыгая в блестящей, как у чиллиндерс, юбочке и размахивая мохнатыми пампушками.