Олег Гладов - Смех Again

— Хотя, — говорит мой племянник. — Волчий жир ещё дороже…

Волки в окрестностях Уткино водились с самого начала. С того момента, как в чистом поле первый крестьянин поставил здесь первую хату.

— Я солда-а-ат… — поёт он неожиданно — …Недоношенный ребёнок войны…

— Я солдат… — поёт Генка.

— …Мама залечи мои раны… — подхватываю я.

— Я солдат… — поёт Генка.

— …Забытой Богом страны… Я герой…

— …скажите мне какого романа… — поёт Генка. — Я вижу всё: кур, индюков, его мотык и себя, сидящего на крыше.

— Генка… — говорю я, — ты что, и «Пятницу» слышал?

— Мля, дядя… — отвечает он. — …Я сам Пятница!..

— А я Робинзон… — говорю я. — Робинзон Крузо…

И мы хохочем так, что из дома тётя Валя, приложив ладонь к глазам (солнце печёт неимоверно), кричит:

— Мальчики! Идите завтракать!

Мальчики — это я, Генка и Семён. Он бросает вилы, которыми ворошил сено в ста метрах от нас, и направляется к крыльцу.

— Щас, мам Валь! — кричит Генка в ответ. Потом, понизив голос и следя глазами за

мужем Ольги. — …Дать бы ему люлей… аж руки чешутся…

— Такая же фигня, чувак… — говорю я.

Он кивает. Потом:

— Ну чё?.. Как Маруся?..

— Ещё б раз вдул! — я достаю сигарету.

— Ты ей тоже понравился… — Генка тоже лезет в нагрудный карман. — …Ты вообще… Симпотный сучок…

Симпотный сучок?.. хе-хе…

— Симпотный сучок?

— Ну не сучка же… — говорит Генка, и мы опять ухахатываемся, чуть не падая с крыши. Мама Валя, улыбаясь, смотрит на нас, прикрывая глаза ладонью. Потом она уходит в дом.

Мы, периодически хихикая, спускаемся по лестнице и идём за ней. Завтракать. Генка садится между тётками, прямо напротив меня. Мы посматриваем друг на друга, улыбаемся и хлебаем Дашкин борщ из тарелок.

Борщ за вчерашний день настоялся в погребе и влетает в меня огромными вёслами: как бы не подавиться…

Справа от меня Анна. Слева Николя.

Вообще за столом вся вчерашняя компания — гости остались ночевать в огромном доме юбиляра. Дядя Вася, отец Тольчи, хмуро вкидывает в себя пару рюмок, и морщины на его лбу разглаживаются.

Ай да борщ… Ай да Дашка…

Я, в промежутках между ложками, посматриваю на неё. Вчерашняя Маринка была её качественной копией. Поэтому я примерно представляю, что там скрывается под её сарафаном…

Потом Генка заводит свой мотоцикл и, напялив здоровенные очки на резинке, кричит мне, перекрывая рёв двигателя:

— Ну чё!.. Я на пасеку!.. Залетай на огонёк!..

Я наблюдаю, как его Атасная Пулялка скрывается за сараем, и бреду обратно в дом. Этот подонок мне нравится…

В приоткрытую дверь вижу Николя, сидящего на кровати в своей комнате. В Генкиной комнате… Здесь мой чёрный племяш спал и учил уроки; на стене до сих пор висит карта двух полушарий и постер Пушкина. А Николя сидит на кровати под знаменитыми бакенбардами.

— Здоров! — я прислоняюсь к косяку.

Николя кивает и похлопывает ладонью рядом с собой. Типа, присаживайся, друг. Я присаживаюсь.

— Ну… — я обвожу комнату взглядом. На самодельной этажерке Генкины учебники. Стоят корешками наружу. Анна встаёт с постели и выходит, прикрыв за собой дверь.

— О чём ты хотел поговорить? — я забираюсь на кровать с ногами. Николя наблюдает, как я опираюсь спиной о стену и скрещиваю голени.

— Это ты хотел поговорить, — отвечает он. Я вижу Генкин букварь. Между «Химией» и «Алгеброй» с цифрами «5». Пятый класс, что ли?

— Ну… — я чешу свою лысую бошку. — Эт самое… о чём?

— Я сегодня уезжаю, — говорит он. И уточняет, — мы уезжаем. Поэтому ты останешься здесь один…

Не один… хе-хе… с Генкой…

— Куда? — я смотрю на него, взявшись за свои пятки.

— Далеко.

— Зачем?

Он пялится своими чёрными гляделками. Симпотный сучок?.. Смех начинает щекотать моё нёбо. Николя, помолчав, отвечает:

— Мне нужно найти кое-кого…

Я шмыгаю носом:

— Специалистов?

— Типа того… — он вращает головой, разминая шею.

Симпотный сучок?..

— А ты какого, такого особого, рода специалист? — спрашиваю я. И, услышав эту фразу со стороны, опять сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

Николя касается участка кожи под своим левым глазом:

— У тебя ресница… тут…

Я тру ладонью рядом с носом:

— Всё?..

— Всё.

Мы молчим некоторое время. Ганж перебил утреннее похмелье, и я плаваю в ватном облаке. Как себя чувствует Николя, не знаю… Наверное, тоже не плохо… По виду, во всяком случае…

— «Особого рода», — говорит он вдруг. — Значит, «особого рода».