Гвидо ди Соспиро - Запретная книга

Мастерская — большое квадратное помещение с высоким потолком — освещалась через ленточное окно. В охотничьем домике комфорта хватало: ванная комната с мойкой, душевой кабинкой, биде и унитазом; спальня, которую почти полностью занимала кровать; кухня, оборудованная плитой и микроволновой печью; в самой маленькой комнате располагалась прачечная. Стены расписаны изображениями фантастических растений, животных, сатиров, херувимов, оружия, музыкальных инструментов… В картинах Эммануила, напротив, не было ни грана фантастического; он изображал сюжеты из жизни — маслом, на больших холстах. Сегодня натурой ему служила Анжела.

Она лежала на софе, подложив под голову правую руку, согнув одну ногу в колене; вторая нога свисала, чуть не доставая до пола. Анжела смотрела в потолок с выражением экстатической отрешенности на лице. Из одежды на девушке были только сандалии.

Эммануил не претендовал на признание своих художественных способностей — не выставлял, не дарил и не думал продавать свои работы. Обычно он уничтожал полотна, едва на них высыхали краски.

Эту картину барон писал полгода, по часу в день. Он творил медленно, а в отсутствие модели (Анжела не отличалась преданностью искусству) работал еще медленнее — воссоздание образа памяти требует огромных усилий. Когда Эммануила посещало вдохновение, он входил в транс; легче всего это давалось, когда барон видел перед собой модель, например, как сейчас. Словно вращая тибетское молитвенное колесо, он совершал мистический круг: переводил взгляд с модели на палитру, обмакивал кисть в краску, наносил мазок… Повторял цикл.

И дядя и племянница хранили молчание. Анжела время от времени потягивалась, разминая затекшие конечности, и делала глоток минеральной воды. Казалось, позируя, девушка тоже вошла в транс — когда барон закончил, она встала и неуверенной походкой отправилась в спальню. Эммануил зашел в ванную, разделся и присоединился к Анжеле.

О том, что Эммануил спит с племянницей, не знал никто. Даже если предположить, что между ними — любовь, Анжела не смогла бы объяснить, почему она позволяет дяде овладевать собой. Было в этом нечто беспристрастное, почти ритуальное, но совершенно не случайное. Для барона не существовало табу. Анжела, напротив, не восставала против общественных норм, встречалась с мужчинами, иногда вступая с ними в сексуальный контакт. Однако их ласки не шли ни в какое сравнение с ласками дяди.

Анжела ощущала себя как во сне, будто она только вошла в мастерскую. Тайна не тревожила сознание, не мешала вести жизнь обычной испорченной девушки из благородной семьи.

После ленча Лео вернулся в библиотеку. На трех узких полках между окон выстроились книги об алхимии и так называемых оккультных науках. Вот, значит, чем увлекается барон! Это объясняет его эксцентричное поведение. Книги принадлежали семье более двух сотен лет: на каждом томе стоял экслибрис, книжный знак делла Ривьеры, помеченный витиеватым почерком, характерным для восемнадцатого века.

Просидев некоторое время в библиотеке, Лео решил прогуляться и направился в сад. Прохаживаясь под раскидистыми кронами, он жалел о своей ботанической необразованности — вековые деревья были разных, зачастую незнакомых видов. Можно было только гадать, как они сохранили молодую пышность и густоту крон, — наверное, сказывались плодородная почва и благоприятный климат.

В саду не было ни души — только странные скульптуры. Полускрытые листвой и поросшие лишайником, они словно бы наблюдали за гостем или того хуже… Свернув за угол, Лео чуть не напоролся на гигантский фаллос Приапа. Бог выглядел совсем как барон — такой же древний и напружиненный!

Многие статуи изображали сатиров, фавнов и Пана, но были и классические фигуры — на полянке вокруг алтаря с каменной вазой стояли семь изваяний, порченных временем, но узнаваемых: Марс со сломанным мечом и в шлеме; Сатурн с косой; Юпитер с бескрылым орлом; Венера, сохранившая прекрасные формы… Лео разглядел надписи на цоколях: «Pater eius est sol, mater luna» — «Отец его солнце, мать — луна». Похоже, в начале восемнадцатого века, в период рококо, скульптуры установил предок барона, который коллекционировал алхимические трактаты.

Тропинка петляла и извивалась, выходя из-под покрова деревьев, и тогда открывался вид на далекие холмы. Лео подумал было, что тропинка может далеко завести, но заметил, что вышел к террасе на другой стороне усадьбы. Пора было готовиться к ужину, но Лео задержался полюбоваться сумерками. Не хватало слов, чтобы описать весь ужас болонской трагедии. Однако здесь будто действовала магия, отвлекая от страхов и тревог внешнего мира.