Франк Тилье - Атомка

— А что же делают с ними потом, с этими детьми? — спросил комиссар.

Владимир молча пожал плечами.

— Не знаете? — вмешалась Люси. — Что ж, я вам сейчас расскажу! Их накачивают снотворными или чем-то вроде, замеряют количество цезия в организме, наносят татуировки, на которых отмечено это количество цезия, а потом засовывают в бочки и перевозят вместе с радиоактивными отходами. Отличный способ избежать контроля! Кто рискнет проверять, что там, в этих зараженных бочках? Грузовики якобы с радиоактивными отходами беспрепятственно пропускают, хотя и служат эти грузовики преимущественно для того, чтобы перевозить людей из пункта А в пункт Б. Скажете, я ошибаюсь?

Переводчик прищурился:

— Скажу: ох, до чего вы проницательны! Ладно, чтоб вам знать уже все до конца: их перевозит наш шофер Михаил, потому что он водитель-дальнобойщик, и русские наняли его для еженедельного вывоза этих кошмарных отходов. Он очень симпатичный мужик, вот увидите.

Говорил седой холодно, бесстрастно, лицо не выражало ничего, и Шарко захотелось вырвать ему язык…

— Куда вывозят отходы?

Машина резко затормозила и остановилась. Двигатель заглох.

Отворилась задняя дверца, за которой стоял бородатый, похожий на лесоруба великан в куртке, украшенной эмблемой — должно быть, логотипом какого-то российского или украинского предприятия. Голова его была так же плотно укрыта капюшоном, как голова Владимира, видны оставались только костистый нос и маленькие черные глазки. Владимир протянул гиганту оружие:

— Вот Михаил меня сменяет. Даже и не пытайтесь с ним заговорить, все равно ничего не поймет.

— Ах ты…

— Вам повезло, вам будет предоставлено исключительное право хлебнуть воды Глубокого, одного из самых радиоактивных озер в мире. Оно никогда не замерзает.

Михаил, стоя столбом, сжимал в ручище пистолет. Люси затопила невыразимая печаль: она не хотела умирать, ей было страшно. По ее щеке покатилась слеза.

— Я с тобой, — прошептал Шарко. — Мы вместе, Люси, да? Мы вместе…

Она смотрела на бородача с жалостью, тот на нее — без малейшего следа чего бы то ни было человеческого во взгляде.

Люси опустила голову. Владимир посторонился и дал возможность сообщнику ухватить Шарко за воротник и вытащить наружу. Люси попробовала помешать, закричала, но Михаил, не слушая, выволок из фургона ее тоже. Тогда спрыгнул на землю и переводчик. Он запер за собой заднюю дверцу машины, украшенную тем же логотипом, что и его теплая куртка.

— Сволочь! — бросил седовласому комиссар, пытаясь вырваться.

Михаил ударил Шарко рукояткой пистолета по плечу, полицейский упал на колени.

Владимир обошел фургон, отодвинул дверцу, сел в кабину и закрылся в ней, даже не обернувшись.

Они уже несколько минут шли вдоль озера Глубокое: французы впереди, Михаил за ними. Великан надел очки, похожие на очки гляциологов [74], и так затянул шнурок капюшона, что не осталось видно и квадратного сантиметра кожи. Руками в толстых перчатках он сжимал пистолет, нацеленный им в спины: шагайте, дескать, быстрее.

Как будто каждая секунда здесь была еще одним шагом к смерти.

Солнце теперь почти касалось горизонта, в закатных лучах все вокруг словно бы покрылось тонкой пленкой цвета расплавленной стали. Земля под ногами была темно-желтой, будто обожженной, но это совершенно не лишало силы растения, и они, пробивая почву, тянулись ввысь и вширь. Деревья, травы, неизвестно чьи корни подступали к самой воде. Смертоносной воде. На берегу возвышались груды разноцветных камней, видимо отходов, а над ними замершие в бездействии краны. Фоном всему этому служила торчащая посреди мрачного пейзажа АЭС нереальная, ни на что не похожая громада саркофага [75].

С трудом продравшись сквозь густые заросли, они подошли к большим камням, лежавшим чуть выше поверхности воды. Дальше идти было некуда: буйно разросшаяся ежевика и еще какие-то заснеженные кустарники перегораживали путь, корни деревьев, выступая из земли, уходили в воду…

Люси и Шарко замерли на месте.

Прямо перед собой, между корнями, посреди этого напоминавшего плавучий лабиринт затончика, они увидели обнаженное тело. Длинные темные волосы извивались, как щупальца медузы. Кожа отделялась от плоти — примерно так, как если бы с плоти снимали перчатку. Под трупом то и дело проплывали уродливые черные тени невероятных размеров, поверхность воды шла мелкими волнами, и тогда рука или нога утопленницы погружалась во тьму озера, чтобы появиться несколько секунд спустя — еще без одного кусочка человеческого мяса.