Франк Тилье - Атомка

Внезапно рессоры фургона скрипнули, машина качнулась, тела пленников подпрыгнули и снова рухнули на пол.

Владимир постучал рукояткой оружия по железу и крикнул что-то на своем языке шоферу.

Шарко не спускал с переводчика глаз:

— Сумасшедший, просто сумасшедший. А столько было красивых слов о возвышенных целях вашей ассоциации… Может, объясните, почему вы занялись такими делами?

Человек с белыми волосами вынул из рукоятки своего русского пистолета магазин, проверил и сунул обратно, обращался он с «пушкой» привычно, очень ловко. Шарко уже доводилось видеть такой вид оружия на набережной Орфевр: старый ТТ, пистолет Токарева, использовался Красной армией во время Второй мировой войны. Перезарядив оружие, Владимир отвернулся к окну и погрузился в молчание. Снаружи не было ничего, кроме пустого пространства, солнце уже клонилось к закату. Французы переглянулись, снова попытались, дергаясь и морщась, освободиться от пут, но мучитель, видимо, краем глаза заметил их усилия и резко повернулся к ним снова:

— Даже и не пробуйте, понятно?

— Вы убиваете собственный народ, — сказала Люси. — Вы убиваете детей.

Ермаков уставился на нее, помолчал, потом замахнулся, готовый ударить:

— Глотку-то заткни!

— Ну, бейте, бейте! Вы просто подлец и трус, больше никто.

У переводчика глаза чуть не выскочили из орбит, но он глубоко вздохнул и все-таки опустил руку с оружием.

— Здесь люди готовы на все, лишь бы выбраться из нищеты, но вам такого не понять. Эти мальчишки в любом случае обречены, им не выжить, они нахватали столько цезия, что сердца у них дырявые, как сыр. И все, что я делаю, — это привожу их сюда, в ЧеТор-три. Потом ими занимается Михаил. Я беру деньги, и остальное меня не касается.

Бездушный наемник. Люси плюнула ему в лицо. Седовласый аккуратно стер плевок рукавом куртки, снова надел капюшон и выглянул в окно. По лицу его промелькнула едва уловимая улыбка.

— Скоро будем на месте.

Шарко продолжал теребить веревки. Нет, не выпутаться.

— Мы проверяли, ни один ребенок из тех, что привозила в Париж ассоциация, не пропал. — Франк решил отвлечь внимание седого.

— Те, конечно же, не пропадали. Но у детей, которые живут в нескольких метрах от тех, цезия в организме ровно столько же. — Машина, казалось, потеряла сцепление с дорогой, заскользила, потом клюнула носом, возвращая передние колеса на место, и поехала дальше. А Владимир как ни в чем не бывало продолжал: — Наша система отлажена лучше не придумаешь. Мы забираем детей из разных мест, находящихся одно от другого на расстоянии в десятки, если не сотни километров. На этой Богом про́клятой земле дети уходят в поле или в лес за черникой и больше не возвращаются: силенок на обратный путь не хватает. У некоторых из них нет родителей и родственников, нет никаких документов, то есть никакого правового статуса. Иногда они объединяются в стайки, занимают брошенные здания, воруют, чтобы прокормиться. Базар — лишь один пример из многих. Полиция сюда и носа не сует, но если вдруг появляется — угадайте, что делает? Местные, они выброшены из мира, их словно бы и не существует. И исчезновения детей практически никто не замечает.

— Но почему именно этот чертов цезий? И почему именно эти дети?

Солнце внезапно скрылось за нагромождением бетонных блоков, которые, казалось, доходили прямо до неба. Кругом выросли серые стены — будто машина попала на улицы окаянного города. Тень легла на лица. Мотор урчал неровно, фургон временами ехал медленнее, то и дело менял направление.

— Этот монстр — слева от вас — знаменитый саркофаг, которым накрыли четвертый блок… Иногда здесь случаются утечки, и станция продолжает отравлять все вокруг… — Владимир посмотрел в окно, потом расстегнул куртку, распахнул ее и показал пришитые внутри тонкие серые пластины. — Свинец… Он хорошо защищает от радиации, не зря им пользуется для этого русская армия. И в капюшоне есть свинцовые пластинки, но более тонкие, чем эти. Так меньше возможности заполучить эту гадость.

Он снова поднял движок молнии до самой шеи, натянул капюшон, почти закрыв лоб.

Шарко не прекращал борьбы с путами. Теперь он чувствовал, что сможет освободиться, что это лишь вопрос времени. Надо только отвлекать Владимира вопросами, нечего ему смотреть на своих пленников чересчур пристально — и на Люси, и на него самого. Люси, как только похититель от нее отворачивался, тоже принималась извиваться, стараясь избавиться от веревок. Голова у нее болела по-прежнему, и она была почти уверена, что рана кровоточит.