Юн Линдквист - Звездочка

В голову пришла отличная строчка: «Стремись туда, где не нужны крылья». Хорошо, но немного неуклюже. И рифмовать сложно. И что это вообще значит? Что следует искать место, из которого больше не придется бежать? Да, нечто в этом роде.

«Стремись туда, где в крыльях нет нужды». Уже лучше. Рифмуется с «вражды». «И нет ни с кем вражды». Так себе. «Стремись туда, где встретят без вражды». Вот, неплохо. Аллитерация и все такое.

Слова и строки множились на листке под заголовком «Демократы/Республиканцы». Когда Терез отвлеклась ненадолго от сочинительства, в мозг просочилась информация о Джимми Картере и арахисе, но ее девочка не записала. Теперь нужно было поработать со словом «кольцо»: на воде, на руке, взять в кольцо и так далее. А потом урок вдруг закончился.

В субботу Тереза снова села в поезд, направляющийся в Стокгольм. Подружкам удалось уговорить Джерри, и он позвонил Марии, придав правдивости сочиненной ее дочкой истории. Сказал, что девочкам весело вместе и пусть Тереза приезжает почаще. Выполнив обещанное, он поехал на свидание, оставив их одних.

Девочки поработали над песнями, посмотрели очередной ужастик и позвонили Максу Хансену, договорившись встретиться с ним на следующее утро. В том же отеле, только теперь в ресторане.

Терезе хотелось попросить подругу кое о чем, но она стеснялась. Ничего особенного, обычное дело для друзей, но все равно неловко. Может, потому, что они не просто друзья? Она сидела и вертела в руках телефон, не зная, как лучше сформулировать просьбу.

— Что ты хочешь сделать? — прямо спросила Терез, будто уловив сомнения подруги.

— Я бы хотела тебя сфотографировать.

— Как?

— Очень просто. — Тереза подняла телефон, направила на подругу и сфотографировала ее.

Когда она показала фото подруге, Терез погладила пальцем дисплей телефона и спросила, как это получается. Объяснить Тереза не смогла, но быстро научила подругу, и девчонки фотографировали друг друга, а потом рассматривали получившийся результат. Свои снимки Тереза потом тайком удалила, потому что ужасно себе не нравилась.

Спину Максу подлатали, и она потихоньку заживала, а вот с раненым самолюбием дело обстояло похуже. Эти девчонки будто почву у него из-под ног выбили. Четыре дня подряд Макс Хансен просидел дома, не выпуская из рук бутылки, просматривая свои старые видеозаписи и пытаясь во время просмотра мастурбировать. Безуспешно.

Не помогло даже то, что видеозаписи он выбрал такие, где девушки были смирные и готовые ему услужить. Они опускались на колени или ложились на спину, стоило ему только намекнуть. От этого Максу легче не становилось. В безвольных движениях их рук и тел, в пассивном приятии происходящего он видел скрытую угрозу, намертво убивавшую еще не успевшее вспыхнуть сексуальное желание.

Тора Ларссон отняла у него то единственное, что еще способно было приносить ему радость. Напившись практически до потери сознания, Макс сидел на диване, листая альбом с фотографиями молодых обнаженных тел, и не чувствовал ничего, кроме страха. И подобного мазохизму удовольствия от испытываемого страха.

На пятый день он проснулся с таким похмельем, что лучше быть заживо погребенным. Вместо того чтобы продолжить запой, он принял две таблетки аспирина и холодный душ. Когда Макс переоделся в чистое, ему полегчало. Теперь он просто чувствовал себя отвратительно.

Ясно одно: Тора Ларссон — его последний настоящий шанс, и он его не упустит. Но она еще поплатится за причиненный ему вред, причем в буквальном смысле: он обдерет ее как липку. Ближе к вечеру, все-таки опрокинув пару стаканчиков виски, дабы восстановить баланс в организме, Макс Хансен выработал новую стратегию.

Он уже слишком стар для этого бизнеса — пора на покой. Тора станет его последним проектом, и он поставит все на эту карту. Похоже, девочка не в курсе, как делаются дела, поэтому он немного поколдует над стандартной формой договора, которую обычно подписывает со своими протеже, и она подпишет бумагу, по которой ему отойдет львиная доля того, что они с ней заработают.

Пересудов он уже не боится. Пусть мочатся на коврик у двери, пусть устраивают бойкот — его это не волнует. Он возьмет денежки, сделает всем ручкой и переедет жить в какое-нибудь теплое местечко. Будет запивать виагру коктейлями с зонтиками и жить, пока живется.

Когда ему в субботу позвонила Тереза, Макс прикинулся агнцем: рассыпался в извинениях, уверял, что не помнит зла, и призывал смотреть в светлое будущее. Мир лежит у их ног, и он сделает все, чтобы Тора добилась успеха и признания.