Крис Павон - Экспаты

Кейт оказалась в полном одиночестве посреди моста, остановившись, чтобы полюбоваться небом: вид был и впрямь впечатляющий — темная густая синева, как покрывало из дамаста, быстро несущиеся по ней пышные слоистые облака, словно толстые серебристо-серые ломти, громоздящиеся друг на друга. Окна вокруг были освещены, на всех велосипедах горели фонари, и их свет отражался в воде.

Декстер увел мальчиков в гостиницу, они собирались перед ужином посмотреть телевизор; встреча с его никому не нужным приятелем Брэдом была назначена на восемь часов.

На дальнем конце моста последний из бутиков пропадал в темноте. От парочки тинейджеров, украшенных косичками-дредами, долетал мощный запах марихуаны.

Кейт нашла банк и вошла в маленькое помещение с банкоматом. Она не стала доставать из бумажника торчавшие из его прорезей кредитные карты, которыми пользовалась повседневно. Вместо этого заглянула в другое отделение, где хранилось с полдюжины пластиковых карточек, ненужных в Европе, которые она тем не менее таскала с собой: ламинированная карточка американской службы социального страхования, старое служебное удостоверение, членская карточка спортклуба. И банковская карта — текущий счет на ее прежнюю фамилию. Декстер о его существовании не знал.

Она сняла со счета разрешенный максимум — тысячу евро.

И сняла максимальную сумму с их общего люксембургского счета — еще одну тысячу. Плюс по тысяче евро авансом с двух кредитных карт.

Вернувшись на улицу, она обнаружила, что уже загораются красные фонари, вокруг вертелись женщины, толстые, огромные, непривлекательные, явная Юго-Восточная Азия, сплошные пояса с чулками, высокие каблуки, тяжеленные груди, вылезающие из отделанных кружевами вырезов.

Кейт нашла магазинчик хозтоваров, купила упаковку пластиковых мешков для мусора, рулон липкой ленты, бутылку воды. Ее мучила жажда, она здорово нервничала.

Улицы становились у́же, фасадные окна и витрины жались все теснее, мимо проследовали шесть девиц, одна за другой, симпатичные европейки с темными волосами; за углом встретились несколько африканок, толстогубых, с огромными задницами. Видимо, тут существовало свое разделение территорий, по национальным признакам, по отделам. Как в универсальном магазине.

Она зашла в хорошо освещенное кафе, вполне безопасное на первый взгляд снаружи, но подозрительное внутри. Заказала кока-колу, оставила на стойке несколько монет и быстро выпила. Прошла в дальний конец зала, нашла табличку туалетной комнаты, указывающую в сторону шаткой на вид винтовой лестницы. Внизу торчали двое мужчин, занимались какими-то тайными делишками — от них исходило ощущение опасности.

— Извините, — сказала она, протискиваясь мимо, и заперла за собой дверь. Достала из кармана купленные мешки, оторвала один по линии перфорации, остальные бросила в мусорное ведро. Потом из пачки крупных купюр, полученных в банке, отсчитала несколько сотенных и сунула их в правый карман пальто; стопка двадцаток уже лежала в левом. Оставшееся от четырех тысяч евро засунула в пластиковый мешок. Выдавила из него воздух, плотно сложила, обмотала липкой лентой.

Присев на крышку унитаза, она стянула левый сапог. Скрещивая ноги, она всегда клала правую на левую. Она не знала, придется ли ей скрещивать ноги, — она вообще пока не представляла, как все это будет происходить, если вообще произойдет. Но лучше уж перебдеть, чем проявить легкомыслие.

Сапожки у нее были на низком каблуке, но сойдет и так. В задней части подошвы, там, где начинался подъем и кожаная подметка подходила к каблуку с его резиновой набойкой, имелось вполне достаточно места. Именно туда она вбила пакет с деньгами и примотала его скотчем.

И снова на улице — кругом шаркают ногами мужчины, бросая скользящие взгляды сквозь сверкающие панели оправленного в бархат стекла. Заводные тинейджеры группами по три, по четыре старались перещеголять друг друга своей бравадой, стремясь компенсировать отсутствие опытности. Некоторые мужчины среднего возраста в строгих костюмах пытались держаться незаметно, другие, наоборот, нагло — постоянные посетители квартала «красных фонарей» или просто плюющие на чужое мнение; им хорошо известно, что все здесь занимаются исключительно собственными делами, преследуют лишь свои цели. Как, впрочем, и везде.

Кофейни полны народа, оттуда исходят громкий шум и запахи тухлятины и прогорклого масла, острые, едкие дымы вырываются из дверей и стелятся вдоль тротуаров.