Деннис Лихэйн - Общак

Дожидаясь, пока Эрик Дидс не заявится к нему домой, Боб побаловал себя второй чашечкой кофе, потому что знал, что впереди самый долгий день в году. Рокко лежал на полу у его ног, жуя веревочную игрушку, предназначенную как раз для жевания. Боб положил десять тысяч в центр стола. Он определенным образом расставил стулья. Поставил свой стул рядом с кухонным столом, где в ящике хранился пистолет тридцать второго калибра, принадлежавший еще его отцу, — так, на всякий случай. Просто на всякий случай. Он выдвинул ящик, заглянул в него. Выдвинул и задвинул ящик раз двенадцать, убеждаясь, что он легко открывается. Потом сел и попытался почитать «Глобус», а затем «Геральд». Положил руки на столешницу.

Эрик так и не явился.

Боб понятия не имел почему, однако нехорошее предчувствие засело внутри, засело, словно краб-махальщик, скребущийся у себя в норке, съежившийся от страха.

Боб подождал еще немного, затем подождал немного сверх того, но в конце концов стало ясно, что сидеть дома и ждать больше не имеет смысла.

Он оставил оружие в ящике, завернул деньги в пластиковый пакет «Шоуз», убрал в карман пальто и взял поводок.

Отнес в машину сложенную собачью клетку, поставил на заднее сиденье, туда же бросил одеяло, несколько собачьих игрушек, миску, собачий корм. Постелил на переднее пассажирское сиденье полотенце, уложил на него Рокко, и они отправились на работу.

У дома Кузена Марва Боб удостоверился, что машина заперта и поставлена на сигнализацию, только тогда он оставил Рокко обнюхивать салон, а сам постучал в дверь Марва.

Ему открыла Дотти, которая как раз надевала пальто. Боб постоял с ней в прихожей, сбивая соль с подметок ботинок.

— Ты куда идешь? — спросил он Дотти.

— На работу. По выходным у нас полагается полуторная ставка, Бобби.

— А я думал, ты уже на пенсии.

— А зачем торопиться? — сказала Дотти. — Поработаю еще годик или два, надеюсь, тромбофлебит не разыграется, тогда и посмотрим. Заставь моего братишку немного поесть. Я оставила в холодильнике тарелку.

— Хорошо, — ответил Боб.

— Ему только и нужно, что поставить ее на полторы минуты в микроволновку. Удачного дня!

— И тебе тоже, Дотти.

Во всю мощь своих легких Дотти прокричала в сторону комнаты:

— Я ушла на работу!

— Удачного дня, Дот! — отозвался Кузен Марв.

— И тебе! Поешь перед уходом! — крикнула Дотти.

Дотти с Бобом расцеловались, после чего она ушла.

Боб прошел по коридору к гостиной, обнаружил Кузена Марва в широком кресле перед телевизором. Показывали предматчевое шоу, Дан Марино и Билл Коухер играли на доске в крестики-нолики в своих костюмах за четыре тысячи баксов.

— Дотти велела тебе поесть, — сказал Боб.

— Дотти много чего велит, — сказал Кузен Марв. — И делает это чертовски громко.

— Как еще до тебя достучаться?

— Ты это о чем? Что-то я не соображу.

— Сегодня самый главный день в году, а я не могу до тебя дозвониться, — сказал Боб.

— Я не приду. Позвони в «Бармена на смену».

— Позвони в «Бармена на смену», — передразнил Боб. — Господи! Я уже позвонил. Сегодня же Супербоул.

— А я тебе на кой хрен понадобился?

Боб сел в другое широкое кресло. В детстве он любил эту комнату, однако годы шли, а она оставалась точно такой, как была, если не считать, что каждые пять лет появлялся новый телевизор, и теперь вид этой комнаты надрывал Бобу душу. Комната походила на календарь, который никто больше не удосуживается перелистывать.

— Ты мне не нужен, — сказал Боб. — Но неужели ты пропустишь день, который приносит столько чаевых?

— О да, теперь я работаю за чаевые. — Кузен Марв уставился в экран. На нем была нелепая спортивная фуфайка в красно-бело-синих цветах футбольного клуба «Пэтриотс» и такие же штаны. — Ты когда-нибудь видел имя на вывеске бара? Так это мое имя. Знаешь почему? Потому что когда-то это был мой бар.

— Ты носишься со своей потерей, словно с единственным здоровым легким.

Кузен Марв резко повернул к Бобу голову и сверкнул глазами:

— Что-то ты стал больно развязным с тех пор, как подобрал этого пса, которого ты путаешь с ребенком.

— Ты не можешь вернуть все обратно, — сказал Боб. — Они надавили, ты дал слабину, все кончено. Все давно кончено.

Кузен Марв потянулся к рычажку на боку кресла:

— Зато я не растратил жизнь на ожидание того далекого дня, когда эта жизнь наконец начнется.

— По-твоему, так сделал я? — спросил Боб.

Кузен Марв потянул рычажок, чтобы опустить ноги на пол.