Дан Сельберг - Мона

— Ждите здесь.

Солдат быстрым шагом пошел прочь за бетонные ограждения. Женщина положила руку Эрику на плечо:

— Успокойтесь. Расслабьтесь. У вас плечи подняты до ушей, и вы красный как помидор. Спокойно.

— Все полетело в тартарары. Вы же видели, что произошло?

— Посмотрим, что будет. Может, нам все равно разрешат проехать. Может, вы останетесь. Может, мы все останемся. Последнее было бы ужасно. Я правда предвкушала, как возьму интервью у Низара Азиза. Но давайте не будем сдаваться.

Гино подошел к ним, сверкая глазами. Одну из дужек очков он держал во рту и как будто собирался ее съесть.

— Cazzo! [100] Проклятье! (итал.)

Женщина положила руку ему на плечо.

— Гинито. Тебе тоже нужно успокоиться. Что мы можем сделать? Будем разгребать дерьмо по мере его поступления.

Там, где они стояли, не было тени, и жар, поднимавшийся изнутри тела, казался равным жаре снаружи. Как в микроволновой печи. Эрик жутко хотел пить. Он с мольбой посмотрел на журналистку:

— У вас есть что-нибудь попить?

Она кивнула и залезла в автобус, поискала внутри и вернулась с бутылкой воды.

— Теплая, но жидкость.

Эрик благодарно взял бутылку, открутил крышку и сделал большой глоток. Вода имела кисловатый привкус пластмассы. Но она утолила жажду. Эрик передал женщине бутылку, та глотнула и отдала ее дальше Гино, который то злился, то нервничал. Эрик снова начал разглядывать огромные ворота.

— Почему они такие высокие?

Журналистка проследила за его взглядом.

— Чтобы защититься от автомобильных бомб. Так было не всегда. Раньше вокруг входа стояло нечто похожее на раму. Ворота установили после беспорядков последних лет и принятия решения о закрытии границы для гражданского транспорта.

Эрик продолжал осматривать бетон и колючую проволоку. Ряды пустых, пыльных машин. Мусор, гонимый ветром. Группу людей, стоявших у дальнего конца ворот. Детей среди них он не заметил, но некоторые были подростками. Всех объединял одинаково пустой и безжизненный взгляд, когда они садились на землю плотно друг к другу между пакетами и тряпочными котомками. Многие были не обуты. У стены за ними стоял плакат с красными буквами на арабском. Эрик обратился к итальянцам:

— У нас есть еще вода?

Женщина показала на бутылку.

— Вот. Тут осталось.

— Нет, я имею в виду для них.

Гино покачал головой.

— У нас всего один ящик, и вне зависимости от того, останемся мы тут или проедем, он нам понадобится.

Он посмотрел на коллег и добавил:

— И если мы хотим сохранить хоть один шанс проехать, нам нельзя приближаться к вот этим.

Эрик недоверчиво взглянул на него.

— К вот этим? Ладно вам. У вас есть целый ящик воды. У них — ничего.

Мужчина, стоявший ближе всех к журналистке, сказал ей что-то на итальянском. Она кивнула и исчезла в машине. Вернувшись, она дала Эрику три бутылки воды:

— Возьмете?

Эрик взял их и уже собирался пойти, когда мужчина положил на бутылки мешочек с карамелью. Гино покачал головой, продолжая бормотать ругательства. Эрик не видел солдат, но на воротах висели камеры наблюдения. Он целенаправленно двинулся в сторону группы палестинцев. Их было значительно больше, чем ему показалось вначале, не меньше тридцати. И теперь он заметил, что среди них были дети. По крайней мере один маленький мальчик. Мальчик первым обратил на него внимание. Он дернул маму за рукав и показал пальцем. Мать выглядела больной или просто дремала. Она продолжала смотреть в землю. Один из мужчин встал. Крепкий мужчина одного с Эриком возраста.

— Зачем пришли?

Голос звучал угрожающе. Эрик остановился и протянул бутылки с водой. Мешочек с конфетами упал на землю. Мужчина ловил взгляд Эрика. Эрик улыбался, пытаясь показать, что вода предназначается им.

— Вот, возьмите.

Мужчина сглотнул и кивнул. Он бросил стремительный взгляд на женщину и взял бутылки. Эрик наклонился, поднял мешочек и отдал мальчику. Малыш сомневался. Мужчина прорычал что-то, мальчик бросился вперед и схватил конфеты. Женщина, худая, с темными волосами и тонкими потрескавшимися губами и желтоватыми глазами, потянулась к Эрику.

— Assalamu alaikum. Shukran. Shukran. [101] Спасибо большое. Благодарю, благодарю (араб.).

Эрик бессознательно отступил назад. Что-то в ней его пугало. Он хотел уйти отсюда. Группу окутывала вонь, от которой его тошнило. Мужчина поднял руки вверх.

— Shukran. Shukran.

Эрик натянуто улыбнулся, повернулся и быстрым шагом пошел обратно к итальянцам. Виски пульсировали, и ему пришлось опереться о раскаленную сталь автобуса. Было ли это самым героическим и неэгоистичным из всего, что Сёдерквист когда-либо делал? Он рисковал возможностью попасть в Газу. Все ради того, чтобы дать этим людям немного теплой воды. Он заметил на земле сиреневую конфетку. Наклонился, поднял ее и развернул шуршащую обертку. У нее был вкус сахара. Сахара с привкусом винограда. Эрик украдкой посмотрел на палестинцев. Прямо сейчас он, возможно, делится вкусом винограда с маленьким мальчиком. Эрика переполнило странное удовлетворение. Солнце обжигало ему лицо, а он втягивал в себя начинку карамели.