Долорес Редондо - Невидимый страж

— Ложная тревога! Все в порядке, — раздался чей-то голос, и по берегу реки заскользил луч фонаря.

Улыбающийся полицейский шел к ним рядом с Монтесом, который со смущенным видом прятал в кобуру пистолет.

— Что случилось, Фермин? — встревоженно спросила Амайя.

— Простите, я и сам не понял. Я осматривал берег реки и вдруг увидел самую огромную крысу, которую только можно себе представить. Эта тварь на меня смотрела и… Мне очень жаль, но я выстрелил… совершенно инстинктивно. Черт! Терпеть не могу крыс. Потом ефрейтор мне сказал, что это была… забыл, как это называется.

— Нутрия, — уточнил полицейский. — Нутрии — это млекопитающие родом из Южной Америки. Много лет назад несколько нутрий сбежало с одной из ферм в Пиренеях. Они отлично приспособились к этой реке, и, хотя их размножение в последнее время приостановилось, они все еще тут встречаются. Но они не агрессивны. Вообще-то это травоядные водоплавающие животные, вроде бобров.

— Простите, — повторил Монтес, — я не знал. Я не выношу ничего, что напоминает крыс.

Амайя продолжала обеспокоенно смотреть на него.

— Завтра я представлю отчет об этом выстреле, — пробормотал Фермин Монтес и замолчал, разглядывая свои туфли. Затем он отошел в сторону и остановился, не произнеся больше ни слова.

Амайя сочувственно проводила его взглядом. В последние дни он только и делал, что становился предметом шуток остальных полицейских. Она снова опустилась на колени возле трупа и попыталась очистить свой мозг от всего, что не относилось к этой девушке и к этому месту.

В этом месте деревья не спускались к самой реке, благодаря чему здесь отсутствовали привычные для леса запахи мха и земли. От расщелины, которую река выдолбила в скалистой породе, доносились лишь свежие минеральные ароматы воды, не способные заглушить сладкий и жирный запах чачингорри . Аромат масла и сахара проник ей в нос, смешиваясь с другим, более тонким запахом, который Амайя идентифицировала, как запах недавней смерти. Она часто задышала, борясь с приступом тошноты и глядя на пирожное с таким отвращением, как если бы перед ней находилось какое-то мерзкое насекомое. Она не понимала, как оно может источать столь резкое благоухание. Доктор Сан-Мартин опустился на колени рядом с ней.

— Мамочка моя, как хорошо пахнет! — воскликнул он. Амайя в ужасе посмотрела на него. — Инспектор Саласар, я пошутил, — поспешно произнес он.

Она не ответила и подвинулась, уступая ему место.

— Но оно и в самом деле пахнет очень хорошо, а я не ужинал.

Амайя с омерзением поморщилась, хотя доктор этого не заметил, и обернулась, чтобы поздороваться с судьей Эстебанес, которая с завидной ловкостью спускалась по склону, пробираясь между валунами, несмотря на то что была одета в юбку и обута в туфли на невысоком каблуке.

Монтес, который все еще не пришел в себя после инцидента с нутрией, пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное. Судья поздоровалась со всеми одновременно и остановилась за спиной доктора Сан-Мартина, прислушиваясь к его замечаниям. Десять минут спустя она уже ушла.

На то, чтобы поднять наверх ящик с телом Анны, ушло больше часа, и в этом участвовали все, кто присутствовал на месте преступления. Криминалисты предлагали положить труп в мешок и поднять его волоком, но Сан-Мартин заявил, что если они будут тащить его сквозь эту чащу, то ни о какой сохранности не может быть и речи, поскольку избежать множества ушибов и царапин просто не удастся, и настоял на ящике. В некоторых местах, чтобы протиснуть ящик между деревьями, его приходилось поворачивать вертикально и передавать из рук в руки. Полицейские поскальзывались и спотыкались, но в конце концов им удалось погрузить гроб с телом Анны в автомобиль, который отвез его в институт судебной медицины Наварры.

Всякий раз, когда Амайя видела на столе тело юной девушки или несовершеннолетнего юноши, ее охватывало ощущение беспомощности и несостоятельности, которое распространялось на социум в целом. Она считала, что общество, которое не может уберечь от смерти молодежь, а значит, сохранить свое собственное будущее, ни к чему не пригодно. Как и она сама. Она сделала глубокий вдох и вошла в зал для вскрытий. Доктор Сан-Мартин заполнял бланки, готовясь к проведению операции. Он поднял голову и кивнул Амайе, которая медленно подошла к стальному столу. Уже лишенный всей одежды труп Анны Арбису был залит безжалостным светом ярких ламп, способным обнаружить малейшее несовершенство или изъян. Но у лежащей на столе девушки изъянов не было. Она казалась нереальной, почти нарисованной. Ее белая кожа была безупречна и наводила на мысль о мраморных мадоннах, заполняющих залы итальянских музеев.