Андрей Троицкий - Бумер-2

Чугур усмехнулся, присел к столу, вспоминая, все ли вещи собрал.

— Ты не маячь перед глазами, — сказал он любовнице. — Ложись и спи. Я себе тут, в комнате постелю.

Когда сумка оказалась собранной, кум присел за круглый стол в горнице и стал смотреть в темное окно. За хлопотами тревоги последних дней отошли на задний план, вроде как забылись. На ночь глядя, как всегда, снова всплыли в памяти. Скорей бы уж закончилась вся эта тягомотина с оформлением дома на Кипре, с отставкой. И на дом Будариной надо найти покупателя. Дел впереди — целый воз и маленькая тележка. Но свет в конце тоннеля уже виден.

Кум успокоил себя мыслью, что на новом месте, у теплого моря, оживет душой, стряхнет пыль неприятных воспоминаний и тревог. Но тут же поправил себя: до Кипра еще добраться надо, еще дожить до него надо.

Попугай Боря, замерев на жердочке, угрюмо молчал, словно собирался сказать какую-нибудь новую гадость или выругаться, но не мог вспомнить крепкое слово.

Чугур вышел в сени, проверил, не забыл ли задвинуть засов, когда заходил в дом. Он вернулся в комнату, потушив верхний свет и включив настенной светильник, разделся до трусов и майки. Снова поднялся, вытащил из кобуры пистолет и сунул его под подушку. Так спится спокойнее. Вытянулся на диване, накрылся ватным одеялом. Взял в руки книгу рассказов о Ленине, раскрыл томик наугад, на первой попавшейся страничке. Осилил три абзаца и, дернув шнурок, выключил лампу.

Кум ворочался с боку на бок, не ко времени вспоминая все дела, что успел переделать за долгий день: набралось порядочно. Полежав на спине четверть часа, он решил, что переутомился, поэтому и сон не шел.

Невольно Чугур стал думать о завтрашних хлопотах. В Москву поездом он доберется уже после обеда. И, чтобы не терять день, сразу двинет в агентство, там его уже будет ждать некто Жаров, старший менеджер по продажам недвижимости за границей. Конечно, доверять этим фирмачам нельзя. Сидит у них в конторе сволочь на сволоче и жулик на жулике. Тюрьма по ним плачет. Только и думают, как простого человека объегорить, деньги халявные загрести. А этот Жаров, видно, там основной, козырную масть держит.

Эх, промурыжить бы его недельку на зоне, да еще в кандей засунуть на несколько деньков. И подсадить к нему какого-нибудь голубца, самого грязного, больного сифилисом. И строго наказать этому голубцу, чтобы он и Жарова того… Опустил. Тогда бы этот хренов менеджер по-другому запел, зараз цену на дом сбросил, а то и вовсе обнулил.

Свет в избе погас ровно в час ночи. Выждав минут сорок, Кот стал осторожно пробираться к люку, в темноте неловко задел носком сапога пустую банку, опрокинул ее. Хорошо, не разбил. На всякий случай Кот выждал минуту, прислушался. Наверняка кум уже дрыхнет без задних ног. И теперь все надо сделать быстро и по возможности тихо.

У стенки на кровати спит хозяйка, подушка пропахла недорогими цветочными духами. А кум с краю. Тут не промахнешься, даже если очень захочешь. От двери до изголовья кровати ровно пять шагов. Это займет три-четыре секунды. Два выстрела в голову — это еще пару секунд. Пока эта продавщица проснется, поймет, что к чему, включит свет и побежит будить соседей, он будет уже далеко отсюда.

Кум уже задремал, когда услышал, как скрипнула доска. Он открыл глаза, осмотрелся. В комнате темно, как в могиле.

— Ирка, ты, что ли, встала? — тихо спросил кум и не услышал ответа. — Слышь, Ирина…

И снова нет ответа. Значит, не она. Вероятно, просто почудилось. И не мудрено. При такой-то жизни не долго и с приведением встретиться, а то и вовсе крыша на курорт уедет. Кум смежил веки и тут услышал странный далекий звук, будто кто стакан с места на место переставил или уронил. И снова гулкая тишина, от которой в ушах звенит.

Кум вытащил из-под подушки пистолет, передернув затвор и включив предохранитель, сунул его на прежнее место и сладко зевнул. В доме никого нет, а на улице в такую-то погоду тем более. И нечего себя пустыми страхами изводить.

Выждав еще сорок минут, Кот переобулся в мягкие кеды, поднял крышку люка, подхватив корзину, в которую сложил все пожитки, медленно спустился вниз по лестнице. Темнота в сенях кромешная. Одно окошко, выходившее в сторону соседского участка, занавешено темной сатиновой занавеской, в другое, дальнее окно, пробивается млечный свет уличного фонаря, такой слабый, что не увидишь вытянутую вперед руку.

Кот поставил кошелку на пол под лестницу, снял с головы и опустил в нее кепку. Неподвижно постоял пару минут, дожидаясь, когда глаза привыкнут к такому освещению. Он вытащил из-под ремня ствол. Патрон уже в патроннике. А с близкого расстояния, почти в упор, Костян не промахнется даже при нулевой видимости. До двери в горницу ровно шесть шагов, надо взять наискосок, чуть правее.