Томас Харрис - Молчание ягнят

Старлинг не терпелось действовать, но нужен был хороший совет и официальные полномочия. Она покопалась в телефонной книге и нашла домашний телефон Кроуфорда.

От волнения Кларис не слышала гудков, но внезапно в трубке раздался как всегда ровный и спокойный голос:

— Джек Кроуфорд слушает.

— Это Кларис Старлинг. Надеюсь, не оторвала вас от ужина… — Он молчал. Нужно было продолжать. — Сегодня Лектер сообщил мне кое-что о машине Распейла. Я сейчас в отделе, просматриваю его дело. Он сказал, что в машине Распейла находится какая-то улика. Я собираюсь действовать через его адвоката. Завтра суббота, занятий нет, так что я хотела бы попросить вас…

— Старлинг, вы помните, что я приказал вам сделать с полученной информацией о Лектере? — Голос Кроуфорда звучал убийственно спокойно.

— Представить вам отчет в воскресенье к 9.00.

— Вот и занимайтесь отчетом, Старлинг. Отчетом и ничем другим.

— Слушаюсь, сэр.

В трубке раздались короткие гудки.

Лицо Кларис исказила язвительная гримаса, глаза блеснули.

— Вот дерьмо собачье, — процедила она. — Старый козел, сукин сын. Кончил бы этот Миггс на тебя, посмотрела бы я тогда, как бы ты запрыгал.

Когда Арделия Мапп, соседка Кларис по комнате, вернулась из библиотеки, Старлинг сидела в домашнем халате и усердно трудилась над отчетом. Спокойная, добродушная негритянка Мапп оказалась единственным нормальным человеком, с которым встретилась Кларис за весь день.

— Чем это ты сегодня занималась, девочка моя? — спросила Мапп, рассматривая осунувшееся и усталое лицо подруги.

— Да обхаживала одного сумасшедшего, а он обкончал меня с ног до головы.

— Боже, где бы мне найти такую общественную работу? Даже не знаю, и как ты все это успеваешь? Да еще умудряешься и занятия не пропускать.

Кларис разразилась хохотом. Арделия Мапп сдержанно улыбнулась. Старлинг продолжала хохотать, не в силах остановиться. Сквозь брызнувшие из глаз слезы она увидела, что Мапп смотрит на нее с грустной улыбкой.

Пятидесятитрехлетний Джек Кроуфорд сидит во вращающемся кресле в спальне своего дома и читает при свете настольной лампы. Перед ним две кровати, обе приподняты на подставках до уровня больничных коек. Одна кровать его, на другой лежит жена Белла. Кроуфорд слышит ее частое дыхание. Прошло уже два дня с тех пор, как она в последний раз смогла пошевелиться и произнести несколько слов. Ее дыхание вдруг прерывается, Кроуфорд поднимает голову от книги и смотри на жену поверх очков с половинчатыми стеклами. Затем кладет книгу на стол. Белла снова начинает дышать, сначала часто и прерывисто, потом полной грудью.

Кроуфорд встает, чтобы измерить ей пульс и давление. За последние несколько месяцев он научился прекрасно управляться с тонометром.

Чтобы оставаться рядом с женой и ночью, он перенес свою кровать в ее спальню. В темноте ему приходится часто проверять ее состояние, поэтому и его кровать тоже стоит на подставках.

Если не считать положения кроватей и высоких подушек для удобства Беллы, комната совсем не похожа на больничную палату. Кроуфорд сделал для этого все возможное. На столе стоят цветы, но не слишком много. Не видно никаких лекарств — еще перед тем, как забрать жену из клиники, он освободил бельевой шкаф в холле и сложил туда все таблетки, шприцы и ампулы. Привезя ее тогда из больницы, Кроуфорд во второй раз в своей жизни перенес жену на руках через порог собственного дома.

С юга пришел теплый фронт. Все окна в спальне открыты, воздух в комнате мягок и свеж. Откуда-то снаружи едва доносится тихое кваканье лягушек.

Комната безупречно чиста, но ковер начал слегка тускнеть — Кроуфорд не включает в спальне громкий пылесос, а подметает обыкновенным веником, толку от которого, похоже, ни на грош. Он тихо подходит к шкафу и щелкает выключателем. С обратной стороны на дверце приколоты листы бумаги. На одних он отмечает пульс и давление Беллы. Цифры, написанные им и медсестрой, дежурящей днем, занимают уже несколько десятков страниц, означая бесконечную вереницу беспокойных дней и бессонных ночей. На других листах медсестра оставляет список инъекций, вводимых Белле в течение ее дежурства.

Кроуфорд тоже умеет сделать любой укол. Следуя указаниям медсестры, еще до того, как привезти жену домой, он долго практиковался сначала на лимоне, а потом на собственных ягодицах.

Кроуфорд несколько минут стоит у изголовья кровати, внимательно вглядываясь в лицо жены. Голова ее повязана тонким шелковым шарфом. Она настояла на этом, еще когда была в состоянии на чем-то настаивать. А теперь он и сам привык к этому шарфу. Он смазывает ей губы глицерином и большим пальцем смахивает прилипшую к веку пылинку. Белла не шевелится. Переворачивать ее еще рано.