Грег Кайзер - Самая долгая ночь

— О, моя еврейка, Деккер, — прошептал он по-голландски сквозь выбитые зубы, и ей показалось, будто она снова стоит на плацу на утренней перекличке в Вестерборке. Вот и сейчас происходит то же самое.

Река прикоснулась к пальто и, нащупав желтую звезду, потянула и вырвала ее вместе с нитками. Больше она ей не нужна. Взяв лоскуток ткани, она засунула его немцу в горло, Она старалась запихнуть тряпку как можно глубже, до тех пор, пока протолкнуть ее дальше было невозможно.

Маус, подумала она, украдкой взглянув на Ваддензее, но лодки уже растворились в темноте. Моя любовь. Мой предатель. Мой учитель.

Она нагнулась над немцем, чтобы посмотреть, как он извивается и корчится от боли. Его руки, заметила она, были сломаны. Так что он лишь негромко скулил и извивался, лежа посреди грязи. Она придержала его мокрые кисти, чтобы не дать ему вытащить изо рта желтую звезду, и они дрожали в ее ладонях, словно призраки.

Она пригнулась еще ниже, вспомнив то, что когда-то объяснил ей Маус, когда написал на стене подвала, а потом нацарапал на боку локомотива.

— Mouse Weiss doet je de groeten, ktootzak, [38] Маус Вайс сделал вас, сволочи! — прошептала она.

Катер носом резал волны. Его пулеметы были повернуты к берегу, однако молчали. Берег остался далеко позади.

Палубы не было видно, ее скрыли подошвы и колени тех, кого он подталкивал к пирсу. Всех тех, кого он смог найти за несколько отпущенных ему минут. Тех, чьи лица он запомнил, когда помогал выйти из вонючего товарного вагона. Симон и темноволосая девочка. Мальчишка, чье имя он не запомнил и который раненый лежал в грязи, куда его принес Альдер, который потом сам погиб. Жена Альдера. Мать с двумя маленькими мальчиками и старуха, которая от избытка чувств бросилась ему на шею. Ему даже повезло отыскать машиниста с морщинистым лицом, он был единственный, на ком не было желтой звезды, но он и его взял с собой. И, конечно, Вресье, с которой все началось и которой все закончилось.

Восемьдесят, девяносто, сто. Он пересчитал их, причем на всякий случай даже дважды, не обращая внимания на Барри и прочих ганефов, которые пытались сделать это вместо него. Он пересчитывал их точно так же, как Каген, чокнутый Каген, который остался лежать в грязи рядом с пирсом, и все были вынуждены идти мимо него или даже переступать, а может даже и наступать на его труп. Он считал, и пересчитывал, как Каген. Впрочем, нет.

В небо над дамбой взлетела звезда и расцвела ослепительным цветком, который осветил удаляющийся берег за их спинами. Он обернулся и посмотрел, долго смотрел, но увидел лишь пятно, черневшее на фоне темной дамбы. И частью этого пятна была Река.

Катер, подпрыгивая на волнах, летел дальше. Взяв из рук Симона, которого шатало от усталости так, что он плохо держался на ногах, темноволосую девочку, Маус прижал ее к себе. Вресье подошла и встала с ним рядом.

Девчушка, чье имя было ему неизвестно, расплакалась, как и он сам, и что-то говорила по-голландски. Единственное, что он смог придумать, это погладил девочку по темноволосой головке и негромко произнес:

— Не плачь, все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо.

Ощутив покалывание в затылке, он вновь обернулся к берегу, но ничего не увидел, кроме темноты. Катер продолжал вести за собой две рыбацкие лодки по холодной воде Ваддензее. Леонард поудобнее взял девочку и повернулся, чтобы защитить ее от ветра.

Река нашла пистолет примерно в метре от мертвого офицера СД. Чьи-то подошвы вдавили его в грязь, и потому никто из тех, кто избивал немца, его не заметил. Она соскребла со ствола и рукоятки грязь. Пистолет был похож на допотопный «люгер», которым ей однажды довелось воспользоваться. Чтобы нащупать защелку магазина, ей потребовалось не больше секунды. Металлический магазин упал в ее грязную ладонь, и она повернула его к луне, чтобы посмотреть, что внутри.

Пусто. Она затолкнула магазин обратно в рукоятку и, положив палец на курок, слегка сдвинула его вперед. Затем стерла грязь с затвора и, осторожно оттянув его, заглянула в патронник. В лунном свете она разглядела одну-единственную пулю. Ее медная головка сияла чистотой, как и латунная гильза.

Перегнувшись через немца, она положила руки ему на мундир и ощупала карманы, Увы, она ничего не нашла, ни полного магазина, ни одного патрона. Один только клочок жесткой бумаги.

Слева от нее в небо устремилась звезда и, прочертив в темном небе яркую полосу, ослепительной вспышкой осветила берег. Плотный клочок бумаги оказался фотографией. Она поднесла его к глазам. На нее смотрело ее собственное лицо, хотя сейчас оно было, наверно, уже не такое.