Грег Кайзер - Самая долгая ночь

Гискес понимающе кивнул.

— Полагаю, они рассчитывают добраться до того места, где пути подходят почти к самому берегу.

— Я знаю, куда они скрылись, — сказал Пройсс и кивнул Мункхарту, который неподвижно застыл рядом с двумя голландцами — бледным мужчиной в не заправленной в брюки рубашке и с разбитым носом, и рыжеволосой женщиной с безумными глазами. — Здесь есть начальник станции, я вытащил его из постели. По его словам, дальше проходит заброшенная ветка, которой не пользовались уже лет десять, но которая наверняка поможет им добраться почти до самого берега. Там находится старый рыбзавод и небольшая рыбацкая гавань. Именно туда и хотят попасть наши евреи.

— Сколько их? — уточнил Гискес и снова пригладил волосы.

— Около тысячи, может, больше, если судить по тому, сколько вагонов брошено здесь и сколько было прицеплено в Вестерборке.

Пройсс посмотрел мимо Гискеса на малочисленный отряд, который выстроился рядом с грузовиками. Восемь его подчиненных плюс девять, нет, одиннадцать человек, которых привез Гискес. Плюс они сами. Итого двадцать один человек на тысячу евреев.

— Боюсь, что этого будет недостаточно.

— Евреем больше, евреем меньше, какая разница, — отозвался Гискес и, немного помолчав, рассмеялся. — Я шучу, Пройсс. Всех, что прошмыгнут мимо нас, мы отловим утром. Далеко они не уйдут.

— Гауптштурмфюрер, мы готовы, — доложил Кремпель. — Я распределил боеприпасы и приказал, чтобы они не открывали огонь по евреям без надобности. Нужно экономить патроны, сказал я им.

Гискес уже направлялся ко второму грузовику.

— Я поеду первым, — крикнул он через плечо и, забравшись в «опель», захлопнул за собой дверцу. Пройсс не имел ничего против.

— Ничто так не будоражит кровь, как небольшая охота.

«Опель» взревел мотором и уехал, погрохотав по мощенной булыжником мостовой.

— Перезаряжать нужно вот так, — произнес Маус, обращаясь к старику, и показал, как это делается: большим пальцем отжал рычажок слева, опустил ствол и вытряхнул отстрелянные гильзы. — А теперь закладываем в магазин новые патроны, — пояснил он старику, чье имя было Симон Леви. По его словам, он сражался против англичан в Южной Африке: «Я умел стрелять из пистолета. Так что не волнуйтесь, молодой человек». Маус насыпал ему полную пригоршню патронов и посоветовал получше целиться, ибо новых патронов он не получит, поскольку их просто нет.

Маус зашагал вдоль путей и, сев рядом с Рекой, как и она, прислонился к огромному стальному колесу последнего вагона.

— Сколько еще? — спросил он ее, но она ничего не ответила. — Река, я спросил, сколько нам еще ждать?

Она поднесла к глазам руку с часами, и он щелкнул зажигалкой. Почти десять.

— Меньше часа.

Из темноты доносился громкий лягушачий концерт. Похоже, квакающих созданий в воде по обе стороны поезда были многие тысячи.

Река сидела, погруженная в думы о родителях и Давиде. И о Леонарде.

Где-то далеко отсюда, на востоке, родители уже давно превратились в дым и пепел, вылетевшие из трубы какого-нибудь немецкого крематория. Давид был ближе и пока еще жив, но вскоре и он превратится в дым и пепел.

А вот она не умрет на востоке. Она не превратится в дым и пепел, даже если они не смогут довести задуманное до конца. Леонард сделает все для того, чтобы этого не произошло.

— Zij komen, [35] Они идут. — раздался чей-то голос. Маус поднял взгляд и увидел две пары слабых огней, по всей видимости, фар. Подпрыгивая вверх и вниз, огни неуклонно приближались к ним. Затем его слух уловил рокот моторов, который с каждой секундой слышался все явственнее и в конце концов перерос в громыхание грузовиков по железнодорожным шпалам.

Черт, похоже, это жандармы.

Держись, держись, молился он про себя, лишь бы только не выстрелить раньше времени. Нужно дать немцам подойти в темноте как можно ближе. Ведь это был их единственный шанс, как следует дать немчуре по зубам, а заодно выиграть время, чтобы остальные смогли уйти к побережью.

Но, как всегда, кто-то все испортил, открыв в темноте огонь, чего, собственно, и следовало ожидать. Сначала нервы сдали у кого-то одного, и он дал одиночный выстрел, после чего его примеру последовали и другие.

Маус поднял свой «стэн» и оперся им о стальное колесо вагона.

Пройсс понял, что что-то не так, как только «опель» Гискеса подъехал к краю насыпи и затем медленно осел на бок на залитом водой польдере.

— Стоп! — крикнул он Кремпелю, но его слова заглушил звон разбитого стекла прямо перед его лицом и град камней по капоту грузовика. Кремпель крутанул руль и резко затормозил. Колеса ударились о колеса. Голова Пройсса качнулась вперед, и он с размаху стукнулся о дверь.