Питер Страуб - Коко

– Увидел старую приятельницу, – объяснил Гарри охраннику, который не счел нужным никак прокомментировать его заявление, а лишь молча отвернулся и вновь облокотился на стекло витрины. Когда Гарри вышел на тротуар, Мэгги уже нигде не было видно. Всю дорогу до Дуэйн-стрит, где находилась редакция, Гарри смотрел по сторонам, надеясь увидеть девушку. Когда такси остановилось наконец перед дверью склада, служившего теперь редакцией, Гарри подумал, что там, куда он направляется, миллион точно таких же девчонок.

Гарри Биверс вручил бутылку шампанского изумленному, бормочущему слова благодарности Уильяму Тарпу, затем минут пять или десять лицемерно восхищался макетом очередного номера “Рильке-стрит”. Затем он отвез поблекшую и начинающую седеть Пэт Колдуэлл Биверс, которая все больше напоминала ему овчарку, полжизни бегавшую вокруг него кругами, в ресторан “Трайбика”, одно из тех заведений, которые Тим Андерхилл называл жутко модными кабаками. Стены были покрыты красным лаком, на столиках стояли лампы с латунными подставками. Официанты появлялись и исчезали совершенно бесшумно. Гарри вспомнил о Мэгги Ла, подумал о бутылках шампанского и других интересных вещах, которым приходилось когда-либо покоиться между ее маленькими, но несомненно очень соблазнительными грудями. И все это время он продолжал выдумывать всевозможную чушь о характере их “миссии”. Хотя Пэт изредка улыбалась и, казалось, наслаждается вином, супом, рыбой, временами Гарри казалось, будто Пэт прекрасно понимает, что он врет. Как и Джимми Ла, она спрашивала его о том, как выглядит Майкл, как, по мнению Гарри, идут у него дела, и Гарри на все вопросы отвечал, что все в порядке. В улыбках Пэт было сожаление – о нем, о самой себе, о Майкле Пуле или же обо всем человечестве – Биверс так и не смог определить. Когда наступил наконец момент попросить в долг, Пэт бросила только:

– Сколько?

– Около двух тысяч.

Она полезла в сумочку, достала оттуда чековую книжку и перьевую ручку и безо всякого выражения на лице выписала чек на три тысячи долларов, который молча протянула ему через стол.

– Естественно, это в долг, – сказал Гарри. – Ты очень помогла мне этими деньгами, Пэт. Я не шучу.

– Итак, правительство хочет, чтобы вы выследили этого парня и разузнали, не он ли тот загадочный убийца?

– В общих чертах это так. Но не совсем. Все-таки это частная миссия. Именно таким образом мы и будем потом иметь права на книгу и на съемки фильма, и на все такое прочее. Ты, разумеется, понимаешь, что я сообщаю тебе все это строго конфиденциально.

– Конечно.

– Я знаю, ты всегда умела читать между строк, но... В общем, я даже не собираюсь дурить тебя и утверждать, что в этом деле нет ничего опасного.

– Да, да, я понимаю, – закивала Пэт.

– Не хочется даже думать об этом, но если вдруг случится так, что ты больше не увидишь меня живым, мне хотелось бы быть похороненным на Арлингтоне.

Пэт снова кивнула.

Гарри начал нетерпеливо оглядываться в поисках официанта.

– Я до сих пор иногда жалею, что ты оказался во Вьетнаме. Слова Пэт неприятно взволновали его.

– А в чем дело? – спросил он. – Я остался собой. Я всегда был самим собой и не был никем, кроме самого себя.

Они расстались перед дверью ресторана.

Пройдя несколько метров, Гарри с улыбкой обернулся, уверенный в том, что Пэт смотрит ему вслед. Но она шла прямо вперед, слегка ссутулившись, и вечно набитая до отказа сумка, как обычно, качалась у бедра.

Гарри пошел в свой банк. В вестибюле было пусто. Биверс достал свою карточку и, воспользовавшись одним из банковских автоматов, внес на свой счет деньги по чеку Пэт и по еще одному чеку, добытому им сегодня, а затем снял четыреста долларов наличными. У газетной стойки на углу он купил порнографический журнал, сложив его так, чтобы нельзя было разглядеть обложку, засунул под мышку и отправился на Двадцать четвертую Западную улицу, где подыскал себе квартиру вскоре после того, как Пэт сказала ему – так серьезно, как, пожалуй, ни разу не говорила с ним за все время их брака, – что вынуждена требовать развода.

Конор Линклейтер думал о том, что после встречи с друзьями в Вашингтоне к нему на удивление часто стало возвращаться прошлое, как будто Вьетнам был его настоящей жизнью, а все, что произошло потом, – лишь воспоминанием. Ему все труднее становилось сосредоточиться на настоящем – “тогда” продолжало вмешиваться в его жизнь, иногда даже физически. Несколько дней назад старик Дейзи, ни о чем не подозревая, вручил ему снятую когда-то Коттоном фотографию Тима Андерхилла, стоящего в обнимку с одним из своих “цветочков”.