Мартин Смит - Полярная звезда

Он покрутил ручки настройки, и Аркадий услышал голос норвежца Торвальда, капитана «Веселой Джейн»: «…долбаные русские обшарили всю долбаную Банку Джорджа и теперь шарят вдоль всего долбаного африканского побережья, так что скоро нигде никакой долбаной рыбы не останется. Хоть здесь мы урвем чуток этих долбаных деньжат…»

Аркадий выключил приемник.

— Расскажи мне еще про Зину.

— И вовсе она не блондинка. Какая-то исступленная.

— Не про секс. Меня интересует, о чем вы говорили.

— Про кассеты, я же уже сказал.

У Николая был вид сбитого с толку студента, который всеми силами хочет ответить на вопрос экзаменатора, но никак не может понять, что от него требуют.

— О погоде?

— Для нее везде, кроме Грузии, было холодно.

— А что о Грузии?

— Она говорила, что грузинские мужчины готовы трахнуть все, что шевелится.

— Работа?

— В отношении труда она придерживалась самых антисоветских взглядов.

— Развлечения?

— Главным образом танцы.

— Мужчины?

— Она видела в них только источник денег. — Николай рассмеялся. — Не знаю, почему я так говорю, у меня она их никогда не просила. Но иногда она так смотрела на тебя, как будто ты для нее самый красивый и самый желанный, это очень возбуждает, а через мгновение в глазах ее пустота, как если бы ты не смог оправдать ее ожиданий. Это странно, но у меня такое чувство, что, когда Зина ложилась с мужчиной в постель, она вовсе не думала о деньгах. Я спрашивал, например, ее: «Почему ты так холодно смотришь на меня?», и она отвечала: «Я представляю тебя не славным морячком, а „афганцем“, солдатом, посланным воевать против Аллаха и бешеных душманов, и что вот тебя привезли домой в цинковом гробу, и мне становится тебя жаль». Такие жуткие вещи в то самое время, как мы лежим и трахаемся.

— Она что-нибудь рассказывала о ружьях в квартире?

— Нет. Мне казалось, что я буду выглядеть молокососом в ее глазах, если спрошу о них. Но она говорила, что ее друг, кто бы он ни был, всегда спал с пистолетом под подушкой. Я еще тогда подумал: «Это настоящий сибиряк».

— А тебя она о чем-нибудь спрашивала?

— О семье, о доме, о том, как часто я пишу им и шлю посылки с кофе и чаем.

— А у моряков нет своей системы почтовой связи, при которой посылки не приходили бы адресату через долгие месяцы наполовину растерзанными?

— Да, наши люди следят за этим.

— И она попросила тебя отправить посылку для нее?

Глаза Николая от удивления расширились, он стал похож на новорожденного теленка.

— Да.

— С чаем?

— Да.

— Посылка была уже упакована?

— Да. Но в последнюю минуту она передумала, и я ушел с пустыми руками. Вот тогда-то она и посмотрела во второй раз на меня так, будто я ее чем-то разочаровал.

— Когда вы встретились на «Полярной звезде», — Зина рассказала тебе, каким образом она очутилась на борту?

— Она просто сказала, что ей надоел ресторан, надоел Владивосток. А когда я спросил, где она достала билет профсоюза рыбаков, она рассмеялась мне в лицо и ответила, что купила, где ж еще она могла его достать. Правила на этот счет известны, но, похоже, они не для Зины.

— Она изменилась?

Николай долго подбирал слова, но все же был вынужден признать свое поражение.

— Вы сами должны были ее знать.

Аркадий решил поговорить о другом.

— Каков радиус действия этих двух станций?

— Зависит от метеоусловий. Это может подтвердить и капитан; сегодня мы можем связаться с Мехико, а завтра — вообще ни с кем не связаться. Но члены команды постоянно звонят домой, в Москву по линии радиотелефонной связи. Для поднятия духа.

— С других судов могут подслушать эти разговоры?

— Если они настроятся на нужный канал, то можно услышать, что говорит абонент на том конце, нас слышать они не могут.

— Отлично. В таком случае свяжись от моего имени с одесским горотделом внутренних дел.

— Запросто. — Николай был рад оказаться чем-то полезным. — Но только все такие звонки должны получать одобрение капитана.

— Обойдемся без этого, и регистрировать его в своем журнале тоже не стоит. Давай-ка еще раз посмотрим. — Поскольку радист был совсем молоденьким, Аркадий решил, что детальный инструктаж ему не повредит. — Поскольку ты являешься морским офицером, то за одно только то, что ты впустил Патиашвили на свою станцию, тебя обвинят в том, что ты злоупотребил оказанным тебе высочайшим доверием, а факт, что вы поддерживали постоянные тайные отношения, можно расценить уже как заговор с целью попытки к измене родине. Даже если ты виновен лишь в том, что соблазнил девушку, это будет подано как покушение на честь и достоинство советской женщины. Плюс еще недонесение о незаконном хранении оружия, кража государственной собственности — я имею в виду магнитофонные записи и распространение антисоветской пропаганды, то есть музыки. В любом случае твоя карьера военного, карьера морского офицера закончена.