Дэвид Марк - Сумерки зимы

– Зачем…

Человек в вязаной маске поднимает ладонь, словно призывая притормозить разогнавшийся автомобиль. Качает головой. Сообщает одним-единственным жестом, что нет никакого смысла сопротивляться. Что все предрешено.

Одним быстрым движением он извлекает из кармана дешевую желтую зажигалку. Приседает, подобно спринтеру на беговой дорожке, и впрыскивает пламя в узорчатый ковер.

Язычки пламени разбегаются влево и вправо, растут и пожирают пространство, одинаковыми ручейками окружая софу.

Человек в вязаной маске отступает, рукой прикрывая глаза.

Когда мужчина на софе набирает воздуху для крика, он словно глотает огонь. С судорожным придыхом к нему бросается плюющееся огненными брызгами пламя.

Заключает его в объятия.

Человек в черном не смотрит на горящего. Не задерживается поглядеть, как тот мечется, сражаясь с окутавшей его злобной мантией всех оттенков алого с золотом. Которая плавит синтетическую рубашку, впаивая ее в кожу. Заполняя гостиную запахом закисшего мяса.

Подхватив сумку, он движется к двери.

Оставляет горящего гадать, не это ли чувствовали его родные, когда языки пламени вгрызались в их кожу.

Макэвой растер по лицу пену для бритья и принялся скоблить щетину настоящей опасной бритвой. Ройзин купила ее в модном бутике неподалеку от «Харродс» во время одного из частых визитов пары в Лондон в самом начале ухаживания. Инструмент неспроста именуется опасным: наточенное лезвие способно прямо на лету лишить муху крылышек. Когда выдается случай, Ройзин любит смотреть, как муж правит бритву на влажном кожаном ремне, висящем у зеркала.

– Тебе хватает света? Окно не хочешь открыть?

Он отвернулся от зеркала: Ройзин выглядывала из-за душевой занавески. Живот и груди легкими тенями проступали за узорчатым материалом, и Макэвой ощутил внутри знакомое напряжение. До чего же хороша. Мысль эта настолько увлекательна, что приходится впиться ногтями в ладони, чтобы не дать ей развиться.

– Нет, – ответил он, мотнув головой на случай, если голос не слышен за плеском воды. – Все нормально.

Ройзин исчезла за занавеской, а Макэвой смотрел, как силуэт за шторкой меняет очертания. Вот жена запрокинула голову, подставляя лицо струям воды, вот медленно повернулась, снимая насадку душа, принялась поливать плечи. Вот потянулась за брусочком мыла ручной работы, провела им по рукам, по животу. Намылила бедра. Между ног. Небольшие, нежные груди.

Макэвой все гадал, не стоит ли потянуться за шторку и очертить ладонью изгиб ее талии, но Ройзин уже выключила воду. Отбросила занавеску и стояла перед ним, вся в каплях. Совершенно не сознавая собственной красоты.

– Прости, что уснула вчера. – Она замотала волосами, отряхиваясь на собачий манер, и протянула руку, чтобы муж помог выбраться из ванной. – Во сколько ты вернулся?

Макэвой все не решался встретить ее взгляд, и Ройзин удивленно выгнула бровь, когда он взял ее мокрую ладонь. Все так же молча Макэвой переправил жену через борт ванны и потянулся поцеловать ее. Со счастливой улыбкой Ройзин всем телом приникла к нему.

– Тебе стоило присоединиться, – шепнула она. – Я бы хотела загладить вчерашнее.

– В теории это звучит лучше, – возразил Макэвой, пытаясь скрыть облегчение.

– Неужели? – Голос игривый.

– Это я про душ, – объяснил он между поцелуями. – В итоге мы оба поскользнулись и рухнули, помнишь?

Они рассмеялись, припоминая давнюю попытку вдвоем забраться за занавеску. Разница в росте не позволила принять душ как следует, и в итоге Ройзин чуть не захлебнулась, а Макэвой остался совершенно сухим от груди и выше.

Руки Ройзин скользнули вниз по его телу Губы приникли к шее.

Она принюхалась.

– Никак «Dolly Girl» от Анны Суи?

Отстранилась, насмешливо глядя на мужа. На кончике носа – клочок пены для бритья.

– Я…

Снова поведя носом, Ройзин весело хмыкнула, размазала пену над губами подобием усов. Приподнялась на цыпочки, поцеловала мужа в губы.

– Кто бы она ни была, у нее неплохой вкус.

– Ройзин, это по работе, я бы ни за что…

Ройзин ладонями притянула его голову к своему лицу, посмотрела в глаза.

– Ты изменишь мне не раньше, Эктор, чем планета Земля превратится в шоколадную горошину из упаковки «Малтисерс». Не гигантскую, а обычную, и всем нам придется учиться на ней балансировать. И вряд ли это случится в обозримом будущем. Поэтому замолчи и поцелуй меня.

– Но…