Пётр Кожевников - Год людоеда. Игры олигархов

— Э-э-э! Что там у нас произошло? — раздался удивленный голос Нашатыря. — Да-да-да! Наш юный друг отправил, если я не ошибаюсь, превосходящего противника в глубокий нокаут. Что же нам скажут на это наши почтенные судьи?

На экране телевизора возникло с виду безжизненное лицо пожилого мужчины. Оно имело цвет выгоревшей милицейской шинели. На разных его участках виднелись всевозможные неровности и наросты, а лоб венчала блестящая шишка величиной с хорошую сливу. По ракурсу лица было понятно, что мужчина скорее всего лежит. Его глаза были открыты, но зрачки не двигались, а веки не мигали. Взгляд заиндевел на какой-то одному лежащему известной точке.

«Выразительное лицо этого человека, наверное, уже знакомо нашим телезрителям: два дня назад этот господин, будучи еще в прекрасном расположении духа и если не в добром, то в относительном здравии, делился с нами тяготами своей болезни под коротким и безрадостным названием СПИД. Сегодня этот человек признан безнадежным. Теперь его дни действительно сочтены. Но причина его обреченности кроется не в ВИЧ-инфекции. Позавчера Виктор Казимирович Сучетоков был обнаружен на лестничной площадке возле своей квартиры».

Голос Лолиты Руссо был, как всегда, звонок и вызывающ. Бесстрастное лицо Виктора Сучетокова сменили сумбурные кадры оперативной видеосъемки: можно было различить движение камеры вокруг тела, над которым склонились несколько человек. Камера привела зрителей в квартиру, где на фоне крупной фотографии элегантного самовлюбленного мужчины стоял растерянный мальчик лет двенадцати и затравленно смотрел поверх камеры своими большими зелеными глазами.

«Сучетоков находится сейчас в сознании: он воспринимает окружающий мир всеми чувствами, но не в состоянии двигаться и, по прогнозу врачей, способен прожить не более одной недели. Что произошло с пострадавшим, широко известным в определенных кругах нашего демократического общества под кличками Носорог и Сучок, медики пока не знают. Оказать же какую-нибудь реальную помощь этому человеку, на которого уже возбуждено уголовное дело по нескольким статьям Уголовного кодекса Российской Федерации, в частности, за содержание притона несовершеннолетних и распространение ВИЧ-инфекции, врачи пока также бессильны».

Люди, смотрящие в это время на вновь заполнившее телевизионный экран неподвижное лицо Сучетокова, в своем подавляющем большинстве уже давно привыкли к пропитавшему весь мир насилию и не испытывали к этому обреченному мужчине никаких острых чувств. Для них все это представляло своеобразное развлечение, причем не очень серьезное, не очень опасное, то, которое они уже почти не связывали с реальной жизнью, с реальной опасностью для себя и своих близких, которых, как это ни казалось им самим странным, в последнее время они тоже не воспринимали достаточно реальными людьми. А сочувствовать кому-то абстрактному, кто, может быть, каким-то образом, согласно современным теориям, даже притянул к себе, словно громоотвод молнию, беду и даже гибель, — нет, это оказывалось слишком сложно!

— Я бы еще приписал красивыми буквами: «Спящая царевна» — идеальное средство от носорогов!» — обронил тот, кого знали в криминальном мире под кличкой Скунс, и тот, чей изощренный прием обрек знаменитого педофила на необратимое угасание. Он пил утренний кофе, просматривал в Интернете свою почту и мельком удостоил неподвижные глаза Виктора Казимировича быстрым взглядом профессионального убийцы. Балуя свой давно уже списанный специалистами желудок зефиром в шоколаде, Скунс пропел казенным голосом: — Полученный гонорар переведен на организацию и содержание приюта «Окоем»…

— Вот случай-то любопытный: видит, слышит, боль, поди, чувствует, и это, как ни крути, для меня, как для специалиста, — главное, а шевельнуться не может, — с восторгом следил за камерой, исследующей кожный покров распадающегося организма, тот, кого в этом городе прозвали Людоедом Питерским. — Интересно было бы узнать, в какой больничке этого зомби пригрели? Нам бы там с тобой, Витюня, как-то повстречаться, что ли? Не то чтобы у нас было много общего, а так, с чисто научной точки зрения. А вдруг ты у меня зашевелишься? Какое это будет чудо света? Самое обидное, милок, что меня за это ни к какой награде не приставят. Да, к сожалению, не все и не всё понимают! — Лю засмеялся и потянулся к городскому адресному справочнику.