Пётр Кожевников - Год людоеда. Игры олигархов

Борона знал «институт сердца» еще и потому, что часто вылавливал бродяжничающий здесь безнадзор. У этого места уже давно сложилась дурная репутация. Кого только не привлекали бесхозные руины! Днем здесь назначали стрелки криминальные группировки, а собаководы, под свист бандитских пуль, натаскивали бойцовых псов. С наступлением вечера сюда водили клиентов окрестные проститутки, а из облюбованных щелей за их «работой» наблюдали сексопаты и завсегдатаи интернетовских порносайтов. Ночью в уцелевших подвалах обустраивали для себя ночлег бомжи, а сатанисты вершили в потаенных местах таинственные ритуалы.

Федор Данилович знал об этом месте и из репортажей телевизионной звезды Лолиты Руссо, симпатичной дочери одноклассника жены, Стаса Весового, которого, когда он уволился из армии, Борона устроил на работу к Сергею Плещееву, имеющему также по-своему знаменитую охранную фирму «Эгида-плюс», которая, по слухам, граничащим с фактами, как раз и специализировалась на зачистке славного града Петра от вопиющего криминала, почему-то (неразрешимый вопрос!) недосягаемого для правоохранительных органов. Вообще, Федор уже не раз убеждался в том, что мир тесен и возможны самые невероятные сюжеты, когда оказываешься совершенно неожиданным, буквально фантастическим образом знакомым с совершенно невероятными для твоей судьбы персонами.

Борона еще раз посмотрел на невоплощенный «институт сердца» и уже собирался идти к своему автобусу, запаркованному за территорией больницы, когда различил мужской голос: «Здравствуйте, Федор Данилович!» Врач оглянулся и увидел в метре от себя воспаленное лицо, омраченное свежими грубыми швами. Изуродованное лицо принадлежало невысокому худощавому мужчине в брезентовой плащпалатке, которую так любят использовать отечественные рыбаки.

— Здравствуйте, простите, не припомню ваше имя-отчество. — Федору хотелось внимательней вглядеться в лицо опознавшего его человека, но он полагал, в данной ситуации это может показаться бестактным, поэтому Борона довольно неопределенно уставился несколько поверх головы окликнувшего его мужчины. — Что с вами случилось?

— Да это так… не волнуйтесь. Скажем, на машине нужно осторожней ездить. — Мужчина попытался улыбнуться, отчего его лицо стало вызывать еще большее сочувствие. — Называйте меня Петром.

— Петр, вы здесь лежите? На лицевой хирургии, да? — Федор привычно собирался взять инициативу разговора в свои руки. — Вас, простите, кто оперировал?

— Да, на лицевой. — Петр шагнул еще ближе к педиатру и указал рукой на руины. — Вы не станете возражать, если я вам предложу немного пройтись? У меня к вам разговор.

— Конечно. А вам можно гулять? — Борона привык, что его в городе узнают, к нему подходят и обращаются с различными просьбами — от добычи лекарств до усыновления ребенка. Этот новый для Федора человек мог, по его мнению, быть связан с последними криминальными событиями в городе. Только вот кто он: свидетель, потерпевший или?.. — У вас не будет проблем?

— Вряд ли. — Петр двигался с левой стороны от педиатра, немного обгоняя спутника и с деланной рассеянностью, как показалось Данилычу, поводя головой в разные стороны. — Я хочу сделать вам некоторое предложение.

Федор подчинялся избранному Петром маршруту. Они вступили под своды «института сердца» и двинулись по бетонному полу. Весеннее солнце заливало доступное его пронзительным лучам пространство густым оранжевым светом, в остальных же местах скапливались иссиня-черные тени. Сверху сквозь щели в бетонных перекрытиях струилась талая вода от растопленного снега. Каждая капля сверкала в своем падении как драгоценный кристалл. Ударяясь о бетонный пол, капли издавали мелодичный звон. Это было очень красиво и даже сказочно.

Борона любовался открывшимся зрелищем и думал о том, что в нем, наверное, действительно погиб художник, — ведь когда-то они начинали рисовать вместе с Зиной. Да и она, впрочем, тоже не выдержала жизненной рутины и на каком-то этапе сдалась. Что ж, значит, не судьба! Он обратил внимание на то, что бетонная поверхность первого этажа, по которой они продолжали двигаться, радужно искрится на солнце. Врач посмотрел себе под ноги и заметил несметное количество использованных цветных презервативов, подмерзшие, они лучились крохотными льдинками. «Не рожденные дети России, — с грустью подумал Федор Данилович. — А в некотором смысле и мы сами, использованные нашей странной эпохой».