Дэвид Линн Гоулмон - Левиафан

— Хорошая мысль, капитан. Доложиться головной лодке?

— Нет, боюсь, этим мы только еще больше собьем капитана Невелова с толку. И потом, он нипочем не услышит, что «Миссури» сменила позицию.

— Дьявол, да мы и сами себя не слышим, капитан, — отозвался первый помощник, и остальные моряки вахты одобрительно захмыкали.

— Иззи, сдай назад из строя, чертовски медленно и тихо, как мышка, пока мы тут не дождались катастрофы. Выведи нас на самый правый фланг боевой линии.

Александрия Эрталль как раз смотрела на небольшой голографический экран перед собой, когда «Миссури» вдруг начала пятиться из строя. Улучшенное компьютером изображение происходящего на расстоянии девяти миль было кристально четким — и совершенно сбивающим с толку.

— Капитан, мы отмечаем изменение положения американской лодки, — доложил Сэмюэльс из центра управления.

Эрталль ломала голову, не могла ли лодка класса «Вирджиния» что-то расслышать, что заставило ее покинуть строй. Рассмотрела картинку, полученную лазерами, прощупывающими каждую лодку в боевой линии, и достроенную компьютером, чтобы воспроизводить настоящую форму субмарин. Русские и китайские «Акулы» сохраняли свои позиции, удалялась одна «Миссури». Потом капитан победно улыбнулась: ее пылающие синие глаза высмотрели причину. Китайская лодка слева от нее и русская справа дрейфовали в быстром течении устья Берингова пролива. Она нажала на кнопку интеркома:

— Схему атаки сохраняем. Доложите о готовности средств вооружения, коммандер.

— Головные аппараты с первого по двадцатый заряжены стандартными «Марками семьдесят» с обычными боеголовками, капитан. Шахты пусты. Мы готовы открыть огонь по вашей команде. Капитан, вы не могли бы взять трубку, пожалуйста? — попросил Сэмюэльс.

Эрталль не ответила, просто наблюдая за симуляцией, пока первые капли пота не оросили ее лоб и виски. Интонации голоса коммандера Сэмюэльса говорили, что первый помощник не согласен с ее действиями. Демерол наконец-то начал оказывать свое обезболивающее действие, и зрачки ее стали расширяться. Она тряхнула головой, озадаченная сомнениями в правильности собственных действий, закравшимися в ее мысли. Закрыла глаза, а потом взялась за телефонную трубку, висевшую сбоку большого командирского кресла:

— Да, коммандер?

— Капитан, позвольте порекомендовать два образа действий. Мы можем пройти на скорости мимо боевой группировки, так что они и оглянуться не успеют, или просто скрытно пройти мимо.

И тут, будто лекарству назло, внезапная боль прошила основание шеи, вонзившись глубоко в мозг. Эрталль сморщилась и начала медленно приходить в себя.

Опустив подбородок, она разглядывала субмарины на экране, внушая себе, что это всего лишь сталь и машины. Там нет никаких людей, только компьютеры и оружие. Зажмурившись, Александрия изгнала из мыслей образ более девятисот бьющихся сердец. Там нет глаз, следящих за строением линий на экранах акустических постов, нет мужчин и мальчиков, готовящих «Левиафану» смерть, — только машины.

— Джеймс, прикажите экипажу приготовиться к жестким маневрам и выставить аварийные команды наготове во всех отсеках. — Александрия снова уселась в кресло. — Продолжайте подавать в торпедные аппараты координаты вражеских судов, но пока что они нам не будут нужны. — Боль упорно сражалась с атакующим ее лекарством.

— Капитан, в этом нет необходимости. «Левиафан» может проскользнуть так, что эти лодки даже не догадаются, что мы там были. Мы можем выписывать вокруг круги, даже обогнать их торпеды…

— Джеймс, мне что, придется вас освободить?

— Есть, капитан! Режим атаки — таран.

И тогда капитан «Левиафана» тронула колоссальный корабль вперед, выводя его на полную крейсерскую скорость.

Когда теплодинамический двигатель «Левиафана» вышел на полные обороты, музыка в наблюдательном пункте капитана достигла крещендо. С широко распахнутыми, горящими глазами она подалась в своем кресле вперед, со снова побелевшими костяшками пальцев, впившихся в панели управления на подлокотниках. То, что она затеяла, в корне неправильно, и где-то в глубине рассудка Александрия полностью это осознавала. Это делает вовсе не она. Но в то же самое время под самой поверхностью бодрствующего разума таилось понимание, что она, именно она.

Когда Эрталль сосредоточилась на первой субмарине в строю, ее сомнения развеялись и решимость стала неколебимой.

Из-за разыгрывающейся в ней схватки между болью и лекарством в пылу атаки Александрия даже не поняла, что совершила одну фатальную ошибку.