Дик Френсис - Крысиные гонки

В Уайт-Уолтеме я взял всех четырех в новенький “Чероки-шесть-триста”, которому так и не выпал шанс состариться. Бледно-голубая обивка еще пахла новой кожей, и на сверкающем белом фюзеляже не было ни единой царапины. Красивый небольшой самолет. По крайней мере, в тот день он казался мне красивым.

Пассажиры заказали рейс на полдень, но, когда я приземлился в одиннадцать сорок, они уже сидели в баре. Перед тремя стояли бокалы с двойной порцией виски, перед четвертым – лимонад.

Угадать их не составило труда: на спинках стульев, стоявших вокруг маленького стола, висели четыре легких плаща и три футляра с биноклями, а на сиденьях лежали два экземпляра газеты “Спортинг лайф” и маленькое седло. Четыре пассажира стояли рядом, но их позы и выражения лиц показывали, что эти люди собрались по делу, а не по дружбе. Они не разговаривали друг с другом, хотя создавалось впечатление, будто они о чем-то болтают. У рослого на лице явно читалось раздражение. Самый маленький, очевидно жокей, страшно покраснел и стоял вытянувшись, как струна. Еще двое, пожилой мужчина и средних лет женщина, вроде бы бессмысленно уставились в пространство, но взгляд выдавал бешеную активность мыслей, крутившихся в их головах.

Я пересек просторный холл, подошел к ним и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Майор Тайдермен?

– Да.

Пожилого мужчину, который ответил мне, произвели в майоры страшно давно. Ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, но все еще с крепеньким телом, с завитыми усиками и острыми глазками, он зачесывал редкие седоватые волосы на одну сторону, чтобы прикрыть лысину, голову держал скованно, а подбородок старался подтянуть к шее. Вид напряженный. Очень напряженный. И озабоченный. На мир майор смотрел с подозрением.

Легкий, желтовато-коричневый в крапинку, пиджак покроем слегка напоминал о военном прошлом майора. В отличие от других, он не вешал бинокль на спинку стула, а носил на ремешке через грудь, так что футляр покоился на животе, будто меховая сумка шотландских гвардейцев. По обе стороны от бинокля гроздьями висели разноцветные металлические и картонные значки его клуба.

– Ваш самолет прибыл, майор, – доложил я. – Я Мэтт. Шор... Пилот.

Он смотрел через мое плечо на дверь, словно ожидая увидеть кого-то еще.

– Где Ларри? – наконец резко спросил он.

– Уволился, – ответил я. – Получил работу в Турции.

Майор, точно от толчка, перевел взгляд на меня и тоном обвинителя сказал:

– Вы новичок.

– Да, – согласился я.

– Надеюсь, вы знаете дорогу.

Он не шутил, а выражал вполне серьезные опасения. Я вежливо заверил его, что постараюсь не сбиться с маршрута.

Еще один пассажир, женщина, стоявшая слева от майора, довольно вяло сообщила:

– Когда я в последний раз летела на скачки, пилот заблудился.

Я взглянул на нее и состроил улыбку, почти как на рекламном плакате: “Вы можете нам доверять!”

– Погода сегодня неплохая, так что нам нечего бояться, – добавил я к улыбке.

Это была неправда. Прогноз погоды обещал к полудню скопление дождевых облаков, что типично для июня. И никто не застрахован от возможности заблудиться, если что-то пойдет неправильно. Женщина окинула меня недоверчивым взглядом, и я перестал напрасно заботиться об атмосфере доверия. Ей это было не нужно. Она и так была абсолютно уверена в себе. В пятьдесят лет она выглядела хрупкой. Прямая челка седеющих волос, завитками обрамлявших щеки. Под густыми черными бровями кроткие карие глаза. Нежный рот. И все же она держалась и вела себя как человек, облеченный властью, как командир много выше чином, чем майор. И она единственная из группы не казалась наперед раздраженной от возможной неудачи полета.

Майор посмотрел на часы.

– Вы рано прибыли. У нас еще есть время повторить. – Он повернулся к бармену и приказал наполнить бокалы, потом, будто вспомнив, обратился ко мне: – Вам тоже?

– Нет, благодарю вас, – покачал я головой.

– Никакого алкоголя в течение восьми часов перед полетом. По-моему, это правило? – безразличным тоном произнесла женщина.

– Да, примерно так, – подтвердил я.

Третий пассажир, чем-то недовольный крупный мужчина, замерев, наблюдал, как бармен отмеряет двойную порцию виски.

– Господи Боже мой! – воскликнул он. – Восемь часов!

Его вид явно свидетельствовал о том, что у него редко проходят восемь часов без двойной порции виски. Багровый нос, красно-синие жилки на щеках, рыхлое выпирающее брюшко говорили о том, сколько одних акцизных пошлин за выпивку пришлось ему уплатить.