Дик Френсис - Крысиные гонки

– И далеко вы продвинулись? – Я с интересом взглянул на нее.

– О-о, я получила лицензию. Меня учили на практике, как водить самолет. И радионавигация, ну и вся такая музыка. Я уже налетала девяносто пять часов. Хотя вся история тянулась, стыдно сказать, около четырех лет.

Значит, она новичок, набравшийся кое-какого опыта, и сейчас в самом опасном периоде. Потому что, налетав восемьдесят часов, пилот склонен думать, что он уже все знает. После ста часов он начинает понимать, что ничего не знает. Между восемьюдесятью и ста часами как раз и происходит большинство несчастных случаев.

Она задала мне несколько вопросов о “Чероки”, я ответил.

– Ладно, нет смысла сидеть здесь весь день, – сказала она и вылезла на крыло. – А вы не пойдете на скачки?

– Нет, – покачал я головой.

– Ну пойдемте, – настаивала она. – Пошли.

Вовсю сияло солнце, девушка была хорошенькой. Я согласился и вылез вслед за ней. Бессмысленно сейчас размышлять, как бы все обернулось, если бы я остался в самолете.

Забрав куртку из хвостового отделения для багажа и заперев все дверки, я последовал за ней. Контролер у ворот паддока позволил мне пройти. Сестра Колина Росса не обнаруживала и признаков, что хочет бросить меня, когда мы оказались в паддоке. Напротив, угадав мое почти полное невежество, она вроде бы с удовольствием принялась просвещать меня.

– Видите ту каурую лошадь? – показала она и потянула меня к парадному кругу. – Видите, сейчас ее прогуливают в том конце, номер шестнадцать? В этом заезде с ней будет работать Колин. Она не производит впечатления сильной, но посмотрите, какие у нее прекрасные линии.

– Прекрасные?

– Определенно. – Она с веселым изумлением взглянула на меня.

– Тогда мне надо на нее поставить?

– Вам все шуточки!

– Нет, – запротестовал я.

– Конечно, шуточки, – кивнула она. – Вы относитесь к скачкам так же, как я – к занятиям спиритизмом. Свысока и с недоверием.

– Ух!

– Но на самом деле вы видите перед собой индустрию, производящую чистокровных лошадей на экспорт и как раз во время рекламной кампании.

– Учту на будущее.

– И если это происходит на свежем воздухе в прекрасный солнечный день, и всем весело и хорошо, что ж, тем лучше.

– Если смотреть с такой точки зрения, то, конечно, скачки лучше, чем автомобильный завод.

– Вы тоже включитесь в это, – уверенно заявила она.

– Нет. – Моя уверенность была не меньше.

– Если вы будете часто возить людей на скачки, то обязательно включитесь, – покачала она годовой. – Я знаю. Это проникнет в ваш ледяной панцирь, и вы в кои-то веки что-то почувствуете.

– Вы всегда так разговариваете с незнакомыми людьми? – ошеломленно заморгал я.

– Нет, – протянула она, – не всегда.

Разноцветная стайка жокеев выпорхнула на парадный круг и устремилась к небольшой оживленной группе тренеров и владельцев лошадей. Там одни с серьезными лицами говорили, а другие кивали. По совету сестры Колина Росса я старался, правда не очень усердствуя, воспринимать происходившее серьезно. Но особого успеха не добился.

Сестра Колима Росса...

– А имя-то у вас есть? – спросил я.

– Бывает.

– Спасибо.

– Нэнси, – засмеялась она. – А ваше?

– Мэтт Шор.

– Хм. По-моему, имя вам подходит.

Жокеи, словно конфетти, разлетелись по парадному кругу и приземлились в седла, и длинноногие лошади, легко касаясь земли, унесли их вдаль по скаковой дорожке. Нэнси объяснила, что это соревнование двухлеток.

Потом она направилась к трибунам и предложила провести меня в отсек, где на дверях темнела надпись: “Для владельцев и тренеров”. Здоровенный служитель, стоявший внизу у лестницы, пока Нэнси поднималась по ступенькам, не мог оторвать от нее восхищенных глаз, и пропустил меня, не проверив мое право находиться в столь престижном месте.

На небольшой трибуне, защищенной от превратностей погоды крышей, казалось, все знали Нэнси и, очевидно, разделяли восхищение служителя. Она представила меня каким-то людям, но их интерес ко мне спал, точно пена на долго стоявшем пиве, едва они обнаружили, что я ничего не понимаю в их ставках.

– Он летчик, – извиняющимся тоном объяснила Нэнси. – Колин сегодня прилетел с ним.

– А-а, – сказали они.

Среди зрителей на трибуне я заметил и двух своих пассажиров. Энни Вилларс, сжав губы, с напряженным вниманием наблюдала за проносящимися мимо лошадьми. Сейчас особенно сильно чувствовалось, что у нее характер фельдмаршала, а женский камуфляж почти совсем исчез. Майор Тайдермен будто врос в пол. Широко расставив ноги и втянув подбородок, он что-то чиркал в программе сегодняшних скачек. Заметив нас, он направился ко мне.