Утром пейджер молчал. Погода резко изменилась. Вчерашнюю удушливую жару сменила прохлада. По небу бежали довольно плотные облака, дул порывистый ветер. Я вышла на проспект и приготовилась ловить машину. Но тут мой взор упал на газетный ларек. В витрине красовалась сегодняшняя “Экспресс-газета”. На обложке – огромная фотография Алины Кармен, скалящейся в объектив белоснежными коронками. “Алина утешает брошенную супругу”, “Эстрадная певица у постели соперницы” – кричали заголовки.
Купив непотребное издание, я влезла в такси и принялась изучать газетенку. “Алина Кармен вновь собралась замуж”, “Покинутая супруга покушается нa самоубийство”. Разворот занимали фотографии. Певица, прижимающая к груди встрепанную Ксюшу, кровать, засыпанная фруктами, Алина со шваброй, Алина в центре группы медсестер, Алина около кресла-каталки… Кстати, на этом снимке виднелась и моя физиономия с одурело раскрытым ртом. Материал на все лады расхваливал сердечность, мягкость, внимательность и бескорыстность певицы. В конце сообщалось, что концерты госпожи Кармен начнутся третьего июня и билеты следует покупать в кассах города.
Да, кажется, такое называется теперь мудреным словом “пиар акция”. А попросту – реклама. Молодец, Алина! Живо сообразила, как привлечь к себе угасающее внимание.
Дом на Шмитовском выглядел уныло. Облупленное желтое трехэтажное здание. Но на двери неожиданно оказался щиток домофона. Однако никто не спешил ее открывать. Попробую поискать на фабрике.
Поеживаясь от прохладного колючего ветра, я дошла до “Трехгорной мануфактуры” и ткнулась носом в бабульку, бойца вневедомственной охраны. Примерно с полчаса названивала по разным телефонам и наконец обнаружила женщину, откликнувшуюся на имя Анфиса.
– Сейчас спущусь! – прокричала она в трубку молодым здоровым голосом.
Я прислонилась к стене около телефона, наверное, не та Анфиса. Вскоре зацокали каблуки, и в вестибюль спустилась то ли девушка, то ли молодая дама. Изящную фигурку плотно обтягивал дорогой костюм песочного цвета, элегантные лодочки подчеркивали высокий подъем маленькой ножки. Рыжеватые волосы явно побывали в руках классного парикмахера. Скромный макияж, тот самый, когда лицо кажется не накрашенным, а радует глаз здоровым цветом. Девушка взглянула на меня сквозь дымчатые очки и пропела:
– Вы от Ивана Николаевича? Пойдемте. Я, не говоря ни слова, двинулась за провожатой. Значит, Анфиса прислала какую-то сотрудницу. Мы взлетели на третий этаж. Причем молодка на своих каблучищах неслась с такой скоростью, что я еле-еле успевала. На площадке попробовала перевести дух, но девчонка уже унеслась вперед, пришлось догонять беглянку. Наконец она затормозила у двери, впихнула меня в маленький, размером со спичечный коробок, кабинетик и приказала:
– Давайте эскизы.
– Мне бы Анфису Ивановну, – робко попросила я, ощущая, как от женщины волнами исходит животная энергия.
– Это я, – пояснила дама.
– Мне нужна Анфиса Ивановна Киселева, художница.
– Господи, – рассердилась собеседница, – паспорт показать?
– Сколько же вам лет? – невежливо выпалила я.
Киселева сняла очки и расхохоталась. Пока она веселилась, я принялась внимательно разглядывать лицо дамы. Под очками обнаружились довольно узкие глаза, практически без морщин, ровная натянутая кожа. Ну, предположим, сделала подтяжку, но фигура! Абсолютно прямая спина, и носится на каблуках. По лестнице летела как стрела. А ведь, по самым скромным подсчетам, тетке около шестидесяти! Теперь понимаю, что имел в виду Семен, когда говорил, что уставал от Фисы.
Художница выжидательно посмотрела в мою сторону.
– Простите, неудобно получилось, просто с языка сорвалось, – принялась я извиняться.
– Да что вы, – отмахнулась Анфиса, – только приятно. Мне никто моих лет не дает, место в транспорте не уступают, иногда даже парни привязываются. Знаете, в чем секрет?
– В чем?
– Главное, работать и не распускаться. Один раз сгорбишься, старухой станешь. А теперь показывайте эскизы.
– Видите ли, я журналистка и хочу написать о вас очерк.
Анфиса просияла.
– Что за издание?
– “Женский клуб”.
– Чудесно. Спрашивайте, постараюсь детально ответить.
Она и правда постаралась, потому что выложила почти всю подноготную.
Фиса приехала в Москву в конце пятидесятых. Исполнилось девушке пятнадцать лет, и за спиной у нее была семилетка. Деревенька Черная Грязь, родина Анфисы, полностью оправдывала свое название. Семь месяцев в году ее жители месили сапогами и калошами жидкую глину. Фисе предстояло пойти либо на ферму дояркой, либо полоть свеклу на необъятных полях колхоза “Ленинский путь”. Но ни того, ни другого ей делать не хотелось. К тому же в далекой Москве имелась тетка, звавшая к себе племянницу. Проблема заключалась в паспорте. В пятидесятых годах колхозники мало отличались от крепостных. Паспорта хранились в правлении, и получить их на руки было практически невозможно. Тем, кто ездил в город, давали справку. А с ней ни на работу не устроиться, ни в квартире прописаться. Помогла старшая сестра, хохотушка и певунья Поленька. Председатель колхоза, страстный бабник, не устоял перед прелестями первой черногрязской красавицы. Путь в ее кровать открыл паспорт, выданный Анфисе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу