Дарья Донцова - Эта горькая сладкая месть

– За что? – вырвалось у меня. Андрей улыбнулся.

– Был самым обычным мальчишкой, учился кое-как в МГИМО, любил погулять и выпить. А тут со Светкой познакомился – хорошенькая такая пампушечка, хохотушка жуткая. Она в меня как кошка влюбилась, хвостом бегала, а родители мои тогда в Африке работали.

Дальше история развивалась по знакомому сценарию. Сначала несколько ночей, проведенных вместе, потом задержка, слезы невинной девушки и визит разъяренной матери. Виолетта Сергеевна потребовала немедленной свадьбы. У Светланы оказался отрицательный резус, и аборт был невозможен. Андрюша сначала попробовал увильнуть, но будущая теща пообещала сходить в институт и пожаловаться в партийную и комсомольскую организацию. Парень присмирел и решил сочетаться браком, справедливо полагая, что живем не в Италии, развод не запрещен. Все еще колеблясь, он позвонил матери, но та, не выслушав его до конца, заорала сразу про свою драгоценную квартиру. Андрей разозлился, мать волновала только жилплощадь, и, по мнению сына, родительнице следовало преподать урок.

В два счета он зарегистрировался со Светкой. Потом катастрофа, больница, интернат… Первые годы бедный инвалид просто гнил на засранных простынях. Он отправил жене кучу открыток с просьбами о помощи, но ответа не дождался. Тогда стал писать соседке и от нее узнал, что Светочка быстренько выскочила замуж, двух месяцев не прошло после катастрофы, как в ее кровати оказался другой. Андрей совсем пал духом и решил отравиться. Спасла его палатная сестра Ниночка. Девушка предложила парню получить второе образование, и Андрей решил изучать японский язык. Руководство МГИМО пошло навстречу юноше. Ниночка принялась регулярно возить в Москву контрольные работы и рефераты. Неожиданно для себя Андрей увлекся. Японский казался безграничным морем, свободного времени у инвалида было навалом, а спиваться, как другие обитатели интерната, он не хотел.

Шло время, Андрюша полюбил Японию и… Ниночку. Молоденькая медсестра, преданно ухаживающая за инвалидом все эти годы, ничего не требовала, но мужчина решил оформить отношения официально. Он написал Светлане письмо с просьбой выслать копию свидетельства о разводе. У него в паспорте до сих пор стоял штамп о бракосочетании с Павловской, и загс отказывал в регистрации с другой женщиной. Бывшая супруга не отреагировала. Тогда Андрей отправил весточку Анастасии Николаевне и попросил ту узнать у Пав ловской, получала ли женщина его письмо. Ножкина сходила в 217-ю квартиру, но там ей быстро объяснили, что думают о соседях, сующих нос не в свои дела. Тогда в Москву отправилась Ниночка.

Дверь ей открыла сама Светлана. Медсестра, тихая, робкая женщина, редко выезжающая из Зеленодольска и скромно живущая на медные копейки, поразилась виду бывшей Андрюшиной жены. Полное тело Светы обтягивал дорогой халат, который Ниночка по простоте душевной приняла за вечернее платье, в ушах и на пальцах горели разноцветные каменья. Квартира, через которую посетительницу быстро провели на кухню, тоже сверкала великолепием. Окончательно остолбенела медсестра на кухне. Шел голодный 90-й год, а у Павловской к завтраку предлагали бутерброды с черной икрой и осетриной, душистый кофе. Шоколадные конфеты горой громоздились в вазочке, и курила Света “Мальборо”. Оробев окончательно, Ниночка принялась лепетать о документах. Павловская прижала толстые пальцы к вискам и простонала:

– Ах, Андрюша! Вечная боль моего сердца! Сколько ночей провела я без сна, думая, как он там бедный мучается!

Другая бы женщина на месте Нины сразу объяснила Павловской, что терзаться не следовало. Можно приехать в Зеленодольск, встретиться с мужем, поухаживать за ним… Но робкая Нина только хлопала глазами, внимая профессорской дочке.

– Сколько я мечтала увидеть мужа, – продолжала разливаться соловьем Света, – как хотела просто подержать за руку, но не с кем оставить сына, ну не тащить же ребенка в Зеленодольск! Он такой ранимый, хрупкий… А я просто извелась, думая об Андрюшиной судьбе.

Проговорив в таком тоне минут пятнадцать,

Света, всплеснув руками, сообщила, что опаздывает на работу, и пообещала выслать документы по почте.

Нинуля несолоно хлебавши вернулась в интернат. Андрюша долго хохотал, когда простодушная Ниночка живописала картину встречи. Нечего и говорить о том, что никакое свидетельство в интернат не пришло.

В 91-м году в жизни инвалида произошли неожиданные изменения. Весь цивилизованный мир кинулся помогать голодающей России. И из Токио пришло письмо от профессора Озе. Таяма-сан вежливо благодарил господина Федорова за перевод своей книги на русский язык и спрашивал, не нужна ли российскому ученому помощь. Андрюша ответил, завязалась оживленная переписка, и в мае японец приехал проведать коллегу.