Джон Kаppe - В одном немецком городке

– Один?

– Совершенно один. Я хотел было остановиться, но передумал. Он был без машины – во всяком случае, поблизости не видно было ни одной – и за много миль от обжитых мест. И все же я не остановился, потому что подумал: не надо, не мешай, он молится. Он видит перед собой детство, которого никогда не знал.

– Вы испытывали к нему теплые чувства, да?

Де Лилл, наверное, ответил бы – вопрос явно не смутил его,– но их беседу неожиданно прервали.

– Привет! Завели себе новую тень? – заплетающимся языком пробубнил кто-то рядом с ними.

Человек стоял против солнца, и Тернер прищурился, чтобы его разглядеть. Понемногу в покачивающейся фигуре с копной черных косматых волос он признал английского журналиста, который здоровался с ними во время ленча. Журналист тыкал пальцем в Тернера, но наклоном головы явно адресовал свой вопрос де Лиллу:

– Он кто – сутенер или шпион?

– Кем вы предпочитаете оказаться, Алан? – весело спросил де Лилл и, не получив ответа от Тернера, нимало не смущаясь, продолжал: – Алан Тернер – Сэм Аллертон. Сэм представляет тут целую кучу газет, верно, Сэм? Это необычайно могучий человек, хотя он не ценит своего могущества. Журналисты вообще его не ценят.

Аллертон продолжал глядеть на Тернера.

– Ну, хоть откуда он взялся?

– Из города под названием Лондон,– ответил де Лилл.

– А из какой части города Лондона?

– Из министерства сельского и рыбного хозяйства.

– Врете вы все.

– Ну, в таком случае из министерства иностранных дел. Неужели трудно догадаться?

– Надолго он тут?

– Проездом.

– А надолго проездом?

– Ну, вы же знаете, что такое визиты.

– Я знаю, что такое его визиты,– сказал Аллертон.– Он ищейка.– Его тусклые желтые глаза медленно оглядели Тернера и отметили ботинки на толстой подошве, костюм из легкой тропической ткани, бесстрастное лицо и светлые, смотрящие в упор, не мигая, глаза.– Белград,– сказал он наконец.– Вот где я вас видел. Какой-то посольский парень залез в постель к одной шпионке, и их сфотографировали. Нам пришлось про это дело промолчать, не то посол всех нас вышвырнул бы оттуда. Сотрудник безопасности – вот что вы такое, Тернер, выкормыш Бевина. Вы подвизались и в Варшаве, верно? Это я тоже помню. И там был переполох, верно? Какая-то девица пыталась покончить с собой. Девица, которую вы чересчур прижали. И этот материальчик нам тоже пришлось сунуть в мусорную корзину.

– Проваливайте-ка отсюда, Сэм,– сказал де Лилл.

Аллертон расхохотался. Смех у него был какой-то жуткий, безрадостный, больной, к тому же он и в самом деле, видимо, вызвал у него боль, потому что Аллертон вдруг опустился на стул и длинно выругался. Черные жирные волосы его подпрыгивали, разметавшись, как плохо причесанный парик, огромный живот подрагивал, свисая над перетягивавшим его ремнем.

– Ну, Питер, как же поживает наш друг Людвиг Зибкрон? Следит за тем, чтобы мы остались целы и невредимы? Спасает империю?

Не произнеся ни слова, Тернер и де Лилл поднялись и направились через лужайку к стоянке машин.

– Эй, кстати, а вы слыхали новости? – крикнул им вслед Аллертон.

– Какие новости?

– Эх, ребята, ни черта вы не знаете! Федеральный министр иностранных дел только что вылетел в Москву. Переговоры на высшем уровне для заключения советско-германского торгового соглашения. Немцы вступают в СЭВ и подписывают Варшавский договор. Все, чтобы угодить Карфельду и спутать карты в Брюсселе. Британию – вон, Россию – милости просим, Раппальский договор – только на этот раз о ненападении. Что скажете на это?

– Скажем, что вы врун, каких мало,– заявил де Лилл.

– Приятно чувствовать, что ты нравишься,– намеренно сюсюкая, как гомосексуалист, отпарировал Аллертон.– Только не говори мне, радость моя, что этого никогда не будет, потому что в один прекрасный день это произойдет. В один прекрасный день они на это пойдут. Вынуждены будут. Врежут мамочке по шее и найдут себе нового папочку для своего фатерланда. Но это будет, уж конечно, не Запад. Верно? Так кто же это будет? – И, повысив голос, поскольку они уже отошли от него, он заорал: – Вот чего вы, дурачье, не понимаете! Карфельд – единственный человек в Германии, который говорит правду: «холодная война» окончена. Всем это ясно, кроме вонючих дипломатов! – Последний его залп настиг их, когда они уже закрывали дверцы машины: – А впрочем, все это не страшно, дорогулечки,– донеслось до них.– Теперь мы можем спать спокойно, раз Тернер с нами!