Джон Kаppe - В одном немецком городке

в эти дни.

– А Лео?

– Он тоже работал, тут нет никаких сомнений, но мы мало видели его. Часок поработает здесь, наверху, потом часа три внизу…

– Внизу?

– В своей комнате. Он и раньше так делал: возьмет с собой несколько папок и работает у себя внизу. Там потише. «Я хочу, чтобы там был жилой дух, Артур,– говорил он мне,– это моя прежняя комната, и мне будет неприятно, если она придет в запустение».

– И он брал с собой папки туда, вниз? – спросил Тернер совсем тихо.

– Потом у него была еще церковь. На это уходила часть воскресенья. Он играл на органе.

– Между прочим, давно он стал играть в церкви?

– Много лет назад. Это была своего рода двойная страховка,– сказал Медоуз с коротким смешком.– Он хотел стать необходимым.

– Итак, в понедельник он выглядел счастливым.

– Безмятежным. Не подберу другого слова. «Мне нравится здесь у вас, Артур,– сказал он,– и я хочу, что бы вы об этом знали». Потом сел и снова занялся работой.

– И таким он оставался до самого своего исчезновения?

– Более или менее.

– Что значит – более или менее?

– Видите ли, мы немного повздорили. Это случилось в среду. Во вторник все шло хорошо, он был счастлив как ребенок, и вдруг в среду я застал его в тот момент…– Медоуз сидел понуро, уронив руки на колени, и смотрел на них, склонив голову,-…в тот момент, когда он пытался достать Зеленую папку с грифом «выдается по списку».– Медоуз нервным жестом провел рукой по волосам.– Я говорил вам: он всегда отличался любопытством. Есть такие люди – они ничего не могут с собой поделать, лишь бы разузнать – безразлично, что именно. Оставь я, скажем, на столе письмо от своей матери, уверен, что Лео при малейшей возможности прочитал бы его. Ему всегда казалось, что против него что-то замышляют. Сначала это приводило всех нас в бешенство: всюду он заглядывал – в папки, в ящик», всюду. Еще не пробыв у нас и недели, он стал расписываться за почту. Получал ее внизу – она туда при бывает. Сначала мне это не понравилось, но, когда я сказал, чтобы он не брал почту, он так разобиделся, что я в конце концов оставил все как было.– Медоуз развел руками, будто ища ответа.– Потом, в марте, мы получили из Лон дона коммерческие документы особого назначения – спе циальные указания для торговой миссии о новых связях и перспективном планировании. Я застал его за чтением этой папки. «Вы что же,– спросил я,– читать не умеете? Они только для тех, кому размечены, а вовсе не для вас». Он и ухом не повел, даже разозлился: «Я полагал, что могу читать здесь все». Я думал, он ударит меня. «Вы неправильно полагали»,– сказал я. Это было в марте. Нам обоим понадобилось два дня, чтобы остыть.

– Господи, спаси нас,– пробормотал Тернер. – А потом я застал его с Зеленой. Это особая папка. Я сам не знаю, что в ней. И Джонни не знает, и Валери. Она хранится в спецсумке. Один ключ от нее у его превосходительства, второй – у Брэдфилда. Им пользуется также де Лилл. Сумку каждый вечер следует возвращать в бронированную комнату. Она выдается и принимается под расписку, и только лично мной. И вдруг в среду в обеденный перерыв – этот случай. Лео был здесь один. Мы с Джонни ушли вниз, в столовую.

– Он ведь часто оставался в архиве на обеденный перерыв?

– Да, он любил оставаться здесь. Любил тишину.

– Ну, ладно.

– В столовой была большая очередь, а я не переношу очередей. Я сказал Джонни: «Вы стойте, а я поднимусь и немного поработаю. Приду через полчасика». Вот по чему я вернулся неожиданно. Вошел, и все. Лео тут не было, а бронированная комната оказалась открытой. Там он и стоял с сумкой для Зеленой.

– Что значит «с сумкой»?

– Он держал эту сумку в руках. Рассматривал запор, насколько я мог заметить – из любопытства. Увидев меня, он улыбнулся, но ничуть не потерял самообладания. Он умен, я ведь говорил вам. «Артур,– сказал он,– вы поймали меня на месте преступления, проникли в мою тайну». Я сказал: «Какого черта вы здесь делаете? Поглядите, что у вас в руках!» «Вы ведь меня знаете,– ответил он обезоруживающе,– я просто не в силах удержаться,– Он поставил сумку на место.– Я пришел сюда за папками семьсот седьмого, вы их, кстати, не видели? За март и февраль пятьдесят восьмого года?» Что-то вроде этого он мне сказал.

– И что же потом?

– Я зачитал ему соответствующую статью Положения. Что еще я мог предпринять? Еще я сказал, что доложу Брэдфилду. Я был в ярости.

– Но вы не доложили?

– Нет.

– Почему?

– Вы не поймете,– сказал, помолчав, Медоуз.– Я знаю, вы считаете, что я просто тронутый. Это был как раз день рождения Майры: в клубе устраивали специальный прием. А Лео должен был идти на репетицию хора и на званый обед.