Джон Kаppe - В одном немецком городке

– Я этого не говорил.

– И девушку вам устроит, если нужно? Мистер-Чего-Изволите, так?

– Вовсе нет! – ответил Гонт возмущенно.

– Какую же он получал выгоду?

– Никакой. Насколько мне известно.

– Просто он всеобщий друг, да? Хочет, чтоб его любили. Так?

– Мы все этого хотим, разве нет?

– Пофилософствовать любим?

– Всем готов помочь,– продолжал Гонт, не очень чувствуя перемену в тоне Тернера.– Вот спросите хотя бы Артура Медоуза. Как только Лео поступил в архив, ну, прямо на следующий же день он пришел сюда, вниз, за почтой. «Не беспокойтесь,– говорит он Артуру,– поберегите ноги, вы уже не так молоды, как прежде, у вас и без того хватает забот. Я принесу вам почту». Вот он какой, Лео. Услужливый. Святой человек, можно сказать, если учесть, какие трудности он пережил.

– Какую почту он приносил?

– Всякую. Открытую и закрытую, он с этим не считался. Спускался вниз, расписывался за нее и нес Артуру.

– Так, понятно,– очень спокойно сказал Тернер.– А иной раз он забегал по дороге к себе, верно? Посмотреть, что тут у него делается, выпить чашку чаю?

– Верно, верно,– подхватил Гонт.– Всегда готов был услужить.– Он отворил дверь.– Ну, я оставляю вас здесь.

– Нет, не уходите,– сказал Тернер, продолжая наблюдать за ним.– Вы мне не помешаете. Останьтесь, Гонт, поговорим. Я люблю общество. Скажите, какие же у него были трудности?

Положив фены обратно в коробки, он вытащил полотняный пиджак, висевший на плечиках. Летний пиджак – вроде тех, что носят бармены. Из петлицы свешивалась засохшая роза.

– Какие же трудности? – повторил он, швырнув розу в мусорную корзину.– Можете мне довериться, Гонт.– Он снова почувствовал этот запах, запах гардероба, который заметил, но не мог сначала определить,– сладковатый, знакомый запах мужских лосьонов и сигар, какие в ходу на континенте.

– В детстве. Его воспитывал дядя.

Ощупав карманы пиджака, Тернер осторожно снял его с плечиков и приложил к своему мощному торсу.

– Невелик ростом?

– Модник,– сказал Гонт,– всегда одет с иголочки.

– Ростом с вас?

Тернер протянул ему пиджак, но Гонт брезгливо отступил.

– Меньше меня,– сказал он, не сводя, однако, глаз с пиджака.– Полегче на ногу. Мотылек. Двигался, будто танцевал.

– Педик?

– Конечно нет,– уже с возмущением ответил Гонт, краснея от одной мысли.

– Откуда вам знать?

– Оттуда, что он порядочный малый,– в ярости выпалил Гонт.– Даже если и сделал что не так.

– Набожный?

– Почитает религию. Очень. Никогда не позволит себе насмешки или хулы какой, хоть и иностранец.

Бросив пиджак на стул, Тернер протянул руку за ключами. Гонт нехотя отдал их.

– Кто это сказал, будто он сделал что-то дурное?

– Вы. Все чего-то вынюхиваете насчет него, примериваетесь. Мне это не нравится.

– Что же он такого мог натворить, хотелось бы мне знать? Почему мне приходится вот так вынюхивать?

– Один бог ведает.

– В мудрости своей.– Тернер открыл верхний ящик.– Есть у вас такая записная книжка?

На синем дерматиновом переплете записной книжки-календар был вытиснен золотом королевский герб.

– Нет.

– Бедняга Гонт. Что, не по чину? – Он перелистывал страницы от конца к началу. На какой-то страничке задержался, нахмурился, еще раз приостановился, записал что– то в своей книжечке.

– Такая полагается только советникам и тем, кто повыше, вот и все,– отрезал Гонт.– Я бы ее и не взял.

– Но он вам предлагал, правда? Это наверняка тоже был один из его приемников. Как он действовал? Стащит в канцелярии целую пачку и раздает своим дружкам с нижнего этажа: «Берите, ребята, там наверху коридоры вымощены золотом. Берите на память от старого товарища». Так было, Гонт? И одна только христианская добродетель остановила вашу руку, да? – Закрыв книжку, он взялся за нижние ящики.

– А хотя бы и так. Вы все равно не имеете права шарить по его ящикам. Из-за такого пустяка. Подумаешь, стащил пачку записных книжек – не дом же он украл! – Его валлийский акцент, сломав все препоны, вырвался на конец на свободу.

– Вы верующий, христианин, Гонт, и лучше меня знаете о кознях дьявола. Мелкие проступки влекут за собой крупные. Сегодня вы украдете яблоко, завтра угоните грузовик. Вы-то знаете, как это бывает, Гонт. Что еще он рассказывал о себе? Может, были еще какие-нибудь воспоминания детства?

Он нашел нож для разрезания бумаги – тонкий серебряный нож с широкой плоской ручкой и при свете настольной лампы принялся разглядывать выгравированную надпись.