Платон Обухов - Несостоявшийся шантаж

Сигрэм доверительно наклонился к самому уху Пенна и зашептал:

— Помню, увидев Маски впервые, я сразу заметил в его лице что-то предательское, хитрое. Согласитесь, мошенник смеется не так, как честный человек, лицемер плачет не теми слезами, какими плачет человек искренний. Всякая фальшь — это маска, и как бы хорошо она ни была сделана, ее всегда можно отличить от истинного лица. Если присмотреться внимательно.

Джон Пенн поморщился:

— Ты всегда любил нагнетать страсти. Этот грешок водился за тобой еще в те годы, когда мы были студентами Йельского университета.

— Да, меня даже дразнили, называя «Увеличительным стеклом», подразумевая мою склонность к преувеличениям, — с готовностью согласился Сигрэм. — Дай Бог, чтобы мои опасения в отношении Маски не оправдались. Я сам мечтаю об этом!

Президент посмотрел на Коэна.

— А что думаешь ты?

— Маски повел себя не лояльно по отношению к вам, — нахмурился помощник. — Разумеется, он совсем не обязан смотреть вам в рот. Но зачем предложение, исходящее от президента, встречать сразу в штыки! Мне кажется, вам следует при случае обратить внимание директора ФБР на необходимость вести себя более сдержанно.

Патрульный «кадиллак» не спеша ехал по вашингтонскому Джорджтауну. Солнце уже село, в ярком свете уличных фонарей были хорошо видны белые виллы в викторианском стиле, ровные газоны, площадки для гольфа.

— Я уже несколько тысяч долларов вложил в то, чтобы лужайка перед моим домом выглядела так же, как здесь, но что толку! — завистливо вздохнул сержант Мерфи. — Как ни бились планировщики и озеленители, она ни в какое сравнение не идет со здешними!

— Чего же ты хочешь! — с видом человека, знающего, где зарыта собака, усмехнулся сидевший за рулем сержант Соренсен. — Для того, чтобы получился отличный газон, в него не требуется вкладывать денег. Его нужно лишь регулярно подстригать — как минимум две сотни лет подряд.

Полицейские замолчали. В их задачу входило обеспечивать спокойствие и безопасность жителей Джорджтауна. Дело это было очень ответственное, потому что жили здесь сплошь богачи и влиятельные политики. Случись ограбление, драка, поджог или другой инцидент — и обоим сержантам придется навсегда распрощаться со службой в полиции.

Соренсен в основном поглядывал по сторонам, а Мерфи время от времени бросал взгляд на экран специального радара. После того как большинство тюрем в Америке было ликвидировано и заключенные стали отбывать свои сроки по месту жительства, приходилось особенно пристально следить, чтобы ни один из них не забрел в район богатых вилл. У каждого такого заключенного на щиколотку надевался особый магнитный браслет. Если человек с таким браслетом попадает в поле зрения радара, установленного на патрульном «кадиллаке», на экране замигает зеленый сигнал.

…Повернув направо у большого особняка, принадлежавшего наследникам Малькольма Форбса, полицейские покатили по длинной аллее, обсаженной буками.

Слева проплыл величественный силуэт средневекового замка. Круглые башенки с островерхими крышами торчали над зубцами красноватых стен. Через ров, окружающий замок, был перекинут дубовый подъемный мост. Казалось, вот-вот затрубят трубы, и из замка выступит кавалькада рыцарей в боевом облачении. Или выйдет герольд в мантии, подбитой соболями, и, подбоченясь, зачитает окрестным поселянам указ владельца замка.

— Ничего себе домишко отгрохал Майкл Робсон, — покачал головой сержант Мерфи. — Да копи я всю жизнь, денег и на одну башенку его замка не хватит.

— Робсон талант в своем роде, — ухмыльнулся Соренсен.

— Все догадываются, что свое богатство он нажил не совсем чистыми руками, но поди докажи. А этот замок он закупил во Франции. Его разобрали по кирпичику, погрузили на корабль, привезли сюда и снова собрали.

— У него там, наверное, целый гарем, — мечтательно вздохнул Мерфи.

— Зря так считаешь, — передернул плечами сержант. — Робсон однолюб. Его женщина — тоже из Доминиканской Республики. Ослепительная красавица. По уму, говорят, переплюнет любой компьютер. Но лично меня на такую ЭВМ не тянет.

Соренсен прибавил газу, и вскоре французский замок Майкла Робсона пропал из виду.

Майкл Робсон удобно расположился в венецианском кресле эпохи Возрождения и поднес к пухлым губам бокал с ромом. Сначала он поднял его до уровня глаз, посмотрел, как отражается в нем свет роскошной люстры, сработанной итальянцем Месонье, придворным мастером Людовика XV. Эта люстра стоила Майклу больше, чем несколько «роллс-ройсов». Понюхал, пригубил, медленно смакуя терпкую ароматную влагу, и спросил секретаря: