Платон Обухов - Несостоявшийся шантаж

Наконец пришла пора решать текущие вопросы.

Джон Пенн зачитал проект распоряжения о выделении высокопоставленным сотрудникам аппарата Белого дома специального особняка, в котором они могли бы в конфиденциальной обстановке встречаться с нужными людьми — как иностранцами, так и американскими гражданами.

При обсуждении предыдущих вопросов повестки дня члены Совета национальной безопасности словно разыгрывали благопристойную светскую пьесу, много раз ставившуюся на сцене, причем каждый знал свою роль назубок. Но тут их словно подменили.

Первым встал на дыбы директор ЦРУ Ричард Скаукрофт.

— Конгресс и так упрекает администрацию в том, что мы живем не по средствам. Члены комитетов Сената и Палаты представителей по разведке знают, что у ЦРУ, ФБР, Агентства национальной безопасности, разведок всех видов Вооруженных сил имеются соответствующие помещения для конспиративных встреч. Нас не поймут, если решим потратить деньги налогоплательщиков на еще один такой же дом свиданий!

— Но ведь мы не станем обнародовать это решение, — деловито заметил глава аппарата сотрудников Белого дома Джон Сигрэм. — Мы проведем его точно так же, как любое другое секретное решение СНБ. А финансироваться проект будет из специальных президентских фондов, которые неподотчетны людям с Капитолийского холма.

— Чушь, — пренебрежительно заметил директор ЦРУ. — Вашингтон — большая деревня. Да что там деревня — просто улица, на которой все прекрасно знают, что творится у соседей. Мы сядем в лужу, только и всего.

Директор Федерального бюро расследований Эдвард Маски поднял вверх руку, привлекая к себе внимание.

— Мистер Скаукрофт правильно заметил, что Вашингтон — большая деревня. Действительно, нравы у нас в столице просты и патриархальны. Даже чересчур. Никто не считает зазорным играть в карты, встречаться с девчонками в служебных офисах, распивать там же виски.

Директор ФБР многозначительно прокашлялся.

Члены СНБ с усмешкой переглянулись. У всех на памяти был недавний скандал, в котором оказался замешан спикер Палаты представителей республиканец Тим О’Брайен. Случайно задержавшаяся в его офисе на Капитолии уборщица стала невольной свидетельницей оргии, в которой главными действующими лицами были сам О’Брайен, две его секретарши и друг О’Брайена со времен учебы в колледже, крупный торговец недвижимостью из Техаса. Расшалившиеся спикер и его друг попытались сорвать одежду с уборщицы, однако она вырвалась и убежала. Это происшествие стоило уборщице разорванных чулок и свитера, а О’Брайену — его поста.

Директор продолжал:

— Поэтому меня беспокоит вопрос: а не смогут ли использоваться запрашиваемые помещения для аморальных мероприятий сотрудников аппарата президента и их секретарш, любовниц и подруг?

Маски внимательно смотрел на Коэна, но по лицу помощника по национальной безопасности, невозмутимому и равнодушному, нельзя было угадать, как он смотрит на все это.

Остальные члены СНБ недоуменно переглядывались между собой. Намеки Маски были слишком дерзкими. Если он действительно что-то пронюхал, снова будет скандал и крупные разоблачения. Ну, а если его подозрения лишены основания? Тогда ему придется поплатиться своим постом. Джон Пенн не из тех, кто забывает о выпадах в свой адрес. Его аппаратчики должны быть безупречны, как жена Цезаря.

Председатель Комитета начальников штабов генерал Джим Глэвин постучал по столу остро заточенным карандашом:

— Я считаю, что выделение сотрудникам аппарата администрации специального помещения вызовет трения между всеми разведывательными органами США. Не спорю, — многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки генерал, — может быть, распоряжение президента и оправдано, но… пользы от его принятия будет куда меньше, нежели вреда.

Все взоры устремились на президента. За ним было решающее слово.

Джон Пенн всю жизнь исповедовал правило: «Твердый тон — самый верный». Он считал, что во многом благодаря неуклонному следованию этому принципу стал президентом США. Все попытки давления он смело отметал.

— Я утверждаю данное распоряжение, — проговорил он.

Каждое слово Пенн произносил энергично, словно вбивая гвозди в полированную поверхность тяжелого дубового стола. Стол этот был вывезен из замка наследственного пэра Англии Вильяма Суффлока. «Дубовый период», времена короля Якова.