Виктор Киселев - Третья ось

— Я знаю все, — прервал ее ночной посетитель. — Я видел, как к вам заходил связной и как следом за ним ушла засада, сделанная на меня. Что он вам передал?

Софья подала папиросную коробку и только тут заметила: он был без очков. Он не надел очки даже тогда, когда в затемненной боковой комнате при свете электрического фонарика расшифровывал записку, найденную им в одной из папирос. Прочитав записку, он криво усмехнулся. В его глазах появились злоба и ожесточение.

— Вина, закуски и два бокала, — повелительно сказал он Софье, и та, бесшумно двигаясь по комнате, на скорую руку собрала скромное угощение.

Разливая портвейн, ночной гость потребовал стакан холодной воды. Когда Софья вернулась из кухни, он наливал себе второй бокал.

— Пьем в последний раз. Через пять минут меня здесь не будет, — возбужденно сказал он, чокаясь с Софьей.

Софья благодарно посмотрела на него. Ей казалось, что с отъездом этого опасного человека кончатся все страхи, нависшие над ней с тех пор, как после растраты в столовой, когда ей угрожало снятие с работы, суд и, может быть, тюрьма, ее неожиданно выручил деньгами интеллигентный мужчина в очках, до этого часто останавливавшийся у стойки буфета и случайно узнавший о постигшей ее беде. Ей до сих пор было непонятно, как она, вдова погибшего на войне командира, впуталась в грязную историю и стала пособницей врага. И только боязнь за свою судьбу, животный страх перед ответственностью заставили ее молчать о своей второй жизни, бессовестно лгать и изворачиваться на допросе у Голубева.

«Позорному прошлому приходит конец, — подумала она, большими глотками выпивая вино. — Но почему я так быстро хмелею?»

Ответить на этот вопрос Софья не смогла, она потеряла сознание.

Легковая автомашина быстро промчалась по улицам пробуждающегося города. У крайнего домика шофер круто затормозил. Из машины выскочили Андрей, капитан Дамбаев и врач-эксперт. Полчаса тому назад им стало известно об отравлении в своем доме Софьи Георгиевны Блажевич.

Андрей, вбежав в дом и пройдя в маленькую комнату, увидел на столе развернутый тетрадочный лист и стакан с водой. В кресле, склонив голову набок и опустив руки, лежала безжизненная Софья. На листе синим карандашом неровным, явно измененным почерком было написано: «Дальше позор терпеть не могу. Позаботьтесь о...» На последнем слове графит карандаша обломился, и оно осталось недописанным. Карандаша в комнате не оказалось, зато Андрей отыскал обломок графита и спрятал его в спичечный коробок. Перелив жидкость из стакана в бутылку, Андрей с большими предосторожностями упаковал стакан так, чтобы на нем сохранились отпечатки пальцев. Безуспешно искал капитан Дамбаев пачку папирос, принесенную им сюда ночью, — она исчезла. Больше ничего подозрительного не обнаружил и Андрей.

Тем временем врач констатировал смерть гражданки Блажевич от сильнодействующего яда...

В тот же день стало известно, что кочегар Костя Кротов был подобран ночью на улице.

Его голова была проломлена кастетом. Он рассказал Голубеву, пришедшему к нему в больницу, свою невеселую историю.

— Шли мы с подружкой из клуба, с танцев. Время позднее. Сами знаете, дело наше холостяцкое, ну и задержались у калитки. Прощались, прощались, а распрощаться не можем. Тут я догадался поцеловать свою Ниночку. Разок... другой... третий... И вовсе расходиться не хочется. Так, думаю, и в поездку не поспеешь. Выручила мамаша Ниночки: прогнала ее домой. И меня, понятно, тоже шуганула домой, только в другую сторону. Так вот, значит, жму я на большой клапан, посвистываю, настроение бодрое, как у паровоза после горячей промывки. На углу остановился закурить. Достал папиросы, беру одну в рот. Тут из-за угла выворачивается здоровенный дядя. «Угостите, — говорит, — молодой человек, папироской еще разок». Я ему подаю пачку, зажигаю спичку и вижу — он. Не успел я подумать, что делать, как упал от сильного удара.

Майор Голубев, не перебивая, внимательно выслушал Костю, хотя чувствовал, что говорить ему трудно и больно. Но как остановить разговорившегося паренька, который в этот раз хотел рассказать как можно больше, чтобы хоть немного загладить свою оплошность, допущенную при первой встрече с «очкастым» в столовой?

Василий Иванович пожал Косте ослабевшую руку, пожелал ему быстрейшего выздоровления и, оставив на тумбочке пакет с гостинцами, вышел из палаты.

«Очкастый» убирает со своего пути свидетелей. Он боится быть опознанным на улице. Значит, он в городе и пока не спешит его покидать.