Юрий Усыченко - Невидимый фронт

Дасько вынул папиросу и закурил. Синие кольца дыма потянулись вверх, цепляясь за стекляшки большой базарно-пёстрой люстры.

— Прежде всего давайте поговорим о том, где вы меня устроите, — сказал Дасько, ловко выпуская плотные кольца дыма. — Должен признаться, что люблю комфорт — это моя слабость, а у вас, кажется, не особенно...

Кундюк мысленно выругался. С каждым часом этот тип становился для него всё более ненавистным. Наглец, держится, как хозяин. Да, в сущности, он и есть хозяин Кундюка. Пора привыкнуть к такому обращению. Разве лучше вёл себя с Кундюком пан Матусяк-Зборовский из «двуйки»? А гестаповские шпики? Среди своих они были самой последней шушерой, а с Кундюком корчили из себя чуть ли не генералов. Вот и Дасько, явившийся неизвестно откуда, неизвестно, кто такой, хамит в доме Кундюка, И имеет на это право — право сильного. Захочет Дасько, и Кундюку придётся встретиться с вдовами тех, кого он послал на расстрел, смотреть в глаза выданных им и изувеченных в гестапо. Нет, что угодно, любое унижение, любая мерзость, только не это! Надо молчать и пусть Дасько делает, что хочет.

Кундюк глубоко вздохнул, облизал губы и, стараясь изобразить любезную улыбку, сказал:

— Мы вам отведём самую лучшую комнату, где раньше была гостиная.

— Там один выход или два?

— Два, два, — поспешно ответил Кундюк. — Прямо из гостиной можно попасть на кухню, а оттуда парадным ходом на улицу или чёрным — во двор. К нашему двору примыкает разбитый бомбой дом. Там очень легко скрыться.

— Это хорошо.

Оба замолчали. О чём им было ещё говорить?

Из кухни появилась Анеля. С плохо скрытым раздражением она ставила — швыряла — на стол приборы, хлеб, маслёнку, на дне которой осталось чуть-чуть масла.

— Где же ваши сыновья? — спросил Дасько.

— Я их отправил в деревню к родственникам.

— У вас есть родственники в селе? — оживился Дасько. — Как они живут?

— Плохо. В селе скоро будет колхоз. Тех, кто раньше считались первыми людьми, теперь и слушать не хотят. Зажиточному хозяину стало трудно.

— А ваши родственники из зажиточных? Куркули, как сейчас говорят? — съехидничал Дасько, пожимая плечами.

— Да, — хмуро мотнул головой Кундюк.

Остальная часть обеда прошла в молчании. Кундюк ел мало, облизывал свои тонкие губы, переглядывался с женой. Она молча катала по столу хлебные шарики. Один Дасько чувствовал себя неплохо. Он любил это ощущение — знать, что люди боятся тебя, зависят от тебя, хотя в душе их и клокочет ненависть.

Поев, Дасько встал, потянулся, не стесняясь присутствием женщины, и потребовал, чтобы Кундюк показал ему комнату.

Уже стемнело, и, прежде чем зажечь свет в гостиной, Кундюк опустил плотные шторы.

— Военное время, светомаскировка, — объяснил он. — А это очень кстати — никто из соседей не заметит вас вечером через окно.

Эта комната не отличалась убранством от других — та же теснота, то же нагромождение аляповатой дрянной мебели. Только диван здесь был без спинки и поновее, чем в столовой.

— Спать будете здесь, — показал Кундюк на диван. — Сейчас Анеля вам постелит.

Первым делом Дасько осмотрел двери — узкие, давно не крашеные. В каждой из них торчал ключ. Можно было запереться и снаружи и изнутри. Выйдя на кухню, Дасько проверил запоры. Они тоже казались надёжными. После этого он потушил свет и, осторожно приподняв штору, выглянул в окно.

Двор был маленький, заросший бурьяном. Одинокая яблоня раскинула над бурьяном свои ветви с уже начинающими опадать листьями. По ту сторону двора виднелись бесформенные развалины — кусок отрезанной, как ножом, стены, груда битого кирпича, искривлённые пожаром листы кровельного железа. В случае преследования стоило только перебежать двор, чтобы найти себе убежище среди обломков стен, или в подвале, безусловно сохранившемся благодаря прочному фундаменту.

Дасько удовлетворённо пожал плечами, опустил штору и снова зажёг свет.

— Квартирой я доволен, — сказал он Кундюку, всё время молча стоявшему за его спиной. — О делах мы поговорим завтра. Сейчас хочу вам напомнить только об одном, чтобы внести окончательную ясность в наши отношения. Как я уже успел заметить, моё присутствие особенно вас не восхищает. Но знайте: если вы выдадите меня, я выдам вас. Если вы попытаетесь подстроить мне какую-нибудь ловушку, или просто убить меня, то есть люди, которые всё равно выдадут вас и тем отомстят за меня. Вы в крепких руках, Кундюк, и самое умное, что вы можете сделать — это беспрекословно выполнять мои приказы. За это вас ждёт награда. Ну, поняли? — последние слова Дасько проговорил особенно чётко и раздельно, глядя в упор на Кундюка.