Виктор Михайлов - На критических углах

Взглянув на часы, по плановой таблице полетов Комов безошибочно определил: «Старший лейтенант Астахов!» — и невольно посмотрел вниз, направо от шоссе, где в домике, крытом шифером, с флажком над входом, размещалась гарнизонная библиотека.

Библиотека работала до восемнадцати часов, но, несмотря на поздний час, одно окно домика было освещено. Леночка Устинова с нетерпением — Комов это знал — ждала окончания полетов.

Эта девушка всегда вызывала у Комова хорошее, теплое чувство и, думая о ней, он невольно мысленно возвращался к себе самому, к своей неустроенной, неладно сложившейся жизни. В сорок первом году Комов со второго курса Политехнического института ушел добровольцем в армию и попросился в летную школу. Окончил Борисоглебское училище имени Валерия Чкалова, но боевых вылетов на долю Комова досталось мало: когда он прибыл в полк, наши войска уже форсировали Неман и выходили в предполье Восточной Пруссии. Он был ранен, снова вернулся в свой полк и на параде Победы он, Комов, четко прошел над Красной площадью, сохраняя свое место в воздушном строю.

Будущее казалось безоблачно-ясным: учеба, совершенствование, освоение новой, сложной техники. Но однажды…

Предстояли ночные полеты с наведением на цель в сложных условиях. Накануне Комов простудился. Ложное самолюбие не позволило ему на предполетном осмотре сказать врачу о своем нездоровье, казалось, насморк — несерьезная причина для того, чтобы отказаться от полетов. В воздухе, на высоте восьми тысяч метров, при крутом выходе из пикирования, Комов на мгновение ослеп и почувствовал острую боль в ухе. Состояние это длилось несколько секунд. Увидев уходящую цель, он использовал дополнительную мощность двигателя, нагнал «противника», прицелился и нажал кнопку управления фотопулемета, затем снизился до двух тысяч метров, запросил разрешение на посадку, точно спланировал и отлично посадил самолет. Это был его последний вылет: не выдержав перенапряжения, лопнула барабанная перепонка левого уха.

Человек — существо земное. Может жить человек и без крыльев. Но, если стал человек крылатым, если познал он радость свободного полета, уже нельзя отнять у него крылья. Крылатый человек, лишенный голубых просторов, — точно подбитая птица. Летчик, «списанный» на землю, стремится уйти подальше от авиации, чтобы не бередить незаживающую рану, не множить тоску свою по полету.

Сначала Комов твердо решил демобилизоваться и уйти на «гражданку», но Комов был не только летчиком, он был коммунистом, он знал, что успех летчика в воздухе готовится на земле. После «комиссии» Анатолий Комов попросился в свою часть, командование дивизии поддержало его, и майор Комов был назначен заместителем командира полка по политической части…

Проследив за взлетом самолета, Комов еще раз позвонил на старт и спустился вниз, к себе в кабинет. В комнате пахло табаком. Не зажигая свет, он широко распахнул окно.

— Можно к вам, товарищ майор? — услышал Комов и по голосу узнал техник-лейтенанта Родина. В минувшую войну с Михаилом Родиным, тогда еще старшим сержантом, они воевали вместе. Родин был подвижный, общительный человек с загорелым, скуластым лицом и по-юношески чистыми голубыми глазами. Была у него и одна слабость — любил Родин покушать. Летчики да техники — народ на язык острый — звали его так: «Кого бы покушать». Родин на свое прозвище откликался, не обижаясь, и добродушно говорил: «Во-во, кого бы покушать?» — обычно извлекая из кармана комбинезона полукружье завернутой колбасы. Отрезав перочинным ножом солидный кус, он отправлял его в рот и, жмурясь от удовольствия, приговаривал: «Много ли человеку надо — поел, как вол, и сыт до обеда!»

Родин вошел в кабинет, поздоровался, справился о здоровье Комова, получив разрешение, закурил и неожиданно сказал:

— Вы, товарищ майор, бывали за границей, людей повидали всяких…

— Ну? — выжидательно произнес Комов, понимая, что лейтенант, как всегда, при «подходе к цели» делает «большой разворот».

— Вот, скажем, иностранец — он курево по-нашему нипочем курить не станет, — продолжал Родин. — Иностранец пачку возьмет, щелкнет по донышку, губами сигарету вытащит — он это с большим форсом сделает — и закурит так, как ни один русский человек никогда не закурит.

— Подмечено верно, но пока не пойму к чему это…