Эрик Амблер - Путешествие внутрь страха

Красное платье исчезло в толпе возле барной стойки. Почти сразу возвратился Копейкин.

— А где арабка?

— Ушла к лучшей подруге. Я дал ей сто пиастров.

— Сотню? Пятьдесят хватило бы за глаза. Впрочем, не важно. Жозетта приглашает нас выпить в ее гримерной. Завтра она уезжает из Стамбула и не хочет показываться в зале — придется здесь со всеми разговаривать, а она еще не упаковала вещи.

— Мы не помешаем?

— Любезный, она горит желанием с вами познакомиться. Заметила вас, когда танцевала; я сказал, что вы англичанин, и ее это очень обрадовало. Выпивку можно оставить здесь.

Гримерная мадемуазель Жозетты оказалась закутком восемь на восемь футов, отделенным от кабинета владельца коричневой портьерой. Три другие стены покрывали выцветшие розовые в синюю полоску обои с жирными пятнами там, где к ним часто прислонялись. Из мебели имелись два деревянных стула и два шатких туалетных столика, уставленных баночками крема вперемежку с грязными косметическими салфетками. В затхлом воздухе мешались запахи сигаретного дыма, пудры и влажной обивки.

— Entrez, [12] Входите (фр.). — буркнул Хозе, и они вошли. Тот встал из-за столика и, стирая с лица грим, вышел, не удостоив их взглядом. Копейкин отчего-то подмигнул Грэхему.

Жозетта сидела на стуле, наклонившись вперед и сосредоточенно водя по брови мокрым ватным тампоном. Она уже сняла сценический костюм и накинула вместо него розовый халат. Волосы свободно струились вокруг головы; они и вправду были великолепны.

Жозетта заговорила по-английски — медленно, старательно произнося слова и разделяя их движениями тампона:

— Простите, пожалуйста. Эта паршивая тушь, она… Merde! [13] Дерьмо! (фр.)

Она в нетерпении отбросила тампон, резко встала и повернулась к гостям.

В жестком свете лампочки над головой Жозетта казалась немного ниже, чем во время танца, и слегка осунувшейся. Грэхем, припомнив пышущую здоровьем Стефани, подумал, что лет через десять Жозетта будет довольно невзрачной. Он имел привычку сравнивать других женщин с женой — это помогало скрыть от себя, что другие женщины его все еще интересуют. Но Жозетта была особенной. Что с ней станется через десять лет, его не слишком занимало; сейчас перед ним стояла, наполняя комнату спокойной жизненной энергией, привлекательная, превосходно владеющая собой женщина с мягкой улыбкой и большими голубыми глазами.

— Дорогая Жозетта, это Грэхем, — представил его Копейкин.

— Ваш танец мне очень понравился, мадемуазель.

— Копейкин мне уже передал. — Она пожала плечами. — Думаю, танцевать можно и получше, но все-таки спасибо, что хвалите. Зря говорят, что англичане невежливы. — Она обвела комнатку рукой. — Хоть и не слишком приятно приглашать вас сесть в такой грязи — пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Копейкин пусть сядет на второй стул, а вы отодвиньте вещи Хозе и садитесь на угол стола. Жаль, что мы не можем посидеть снаружи — там слишком много тех, кто готов поднять бучу, если не позволишь им угостить себя шампанским. А шампанское тут паршивое. Не хочется покидать Стамбул с головной болью. Вы здесь надолго, мистер Грэхем?

— Тоже уезжаю завтра.

Жозетта забавляла его своим позерством. В течение минуты она успела побывать великой актрисой, принимающей богатых посетителей, обходительной светской дамой, разочарованным гением танца. Каждый жест, каждая интонация точно рассчитаны — будто она до сих пор танцевала.

Теперь Жозетта перевоплотилась в знатока текущих событий:

— Кошмар с этими путешествиями. А вы к тому же едете обратно к вашей войне. Ужасно. Эти паршивые нацисты… Жаль, что люди постоянно воюют. А не войны — так землетрясения. Все равно люди гибнут. Это так плохо для бизнеса… Меня не привлекает смерть. Вот Копейкина, кажется, привлекает — должно быть, потому, что он русский.

— Мне нет дела до смерти, — возразил Копейкин. — Все, что меня заботит, — принесет ли официант напитки, которые я заказал. Не желаете сигарету?

— Да, благодарю. Официанты тут паршивые. В Лондоне наверняка есть места получше.

— Там официанты тоже не ахти. Полагаю, они везде такие. Но разве вы не бывали в Лондоне? Ваш английский…

Улыбка Жозетты сгладила бестактность Грэхема, о размерах которой он и не подозревал; с тем же успехом можно было спросить, кто оплачивал ее счета.

— Научилась от одного американца в Италии. Мне очень нравятся американцы. С такой деловой хваткой — и притом щедрые и искренние. По-моему, это самое главное: быть искренним. Как вам маленькая Мария, мистер Грэхем?