Эрик Амблер: Путешествие внутрь страха

Владелец кабаре вышел опять и сделал объявление, которое встретили аплодисментами.

— Теперь выйдет Жозетта со своим партнером Хозе, — прошептала Мария на ухо Грэхему. — Танцовщики из Парижа, очень популярные. Сегодня выступают здесь в последний раз.

Круг света, сделавшись розовым, переместился ко входной двери. Прогремела барабанная дробь, оркестр заиграл «Голубой Дунай», и танцоры заскользили по полу.

Уставшему Грэхему их танец виделся такой же частью привычной рутины, как и барная стойка, и помост с музыкантами: нечто призванное оправдать завышенную цену напитков, демонстрация того, как при помощи законов механики маленький, болезненного вида мужчина с повязанным вокруг талии широким кушаком способен управляться со стодесятифунтовой женщиной, точно с ребенком. Жозетта и ее партнер выделялись лишь тем, что, хотя танцевали хуже обычного, умели произвести эффект.

Она была худой и высокой; великолепные руки и плечи, каскад блестящих светлых волос. Тяжелые веки и пухлые губы, застывшие в театральной полуулыбке, странно контрастировали с быстротой и четкостью движений. Грэхем чувствовал, что перед ним не прирожденная танцовщица, но просто женщина, научившаяся танцевать — танцевать томно и чувственно, гордясь своим молодым телом, длинными ногами и мускулами, скрытыми за плавными линиями бедер и живота. И хотя сам танец не представлял ничего выдающегося, зрелище все же получалось яркое, несмотря на ее партнера.

Это был смуглый мужчина с гладким землистым озабоченным лицом и неприятной привычкой при напряжении упирать язык в щеку. Танцевал он неуклюже; делая поддержку, неуверенно двигал пальцами, ища, где ухватиться, чтобы не потерять равновесие.

Но зрители на него не глядели и по окончании танца шумно вызвали пару на бис. Те сплясали снова. Грянул финальный аккорд, мадемуазель Жозетта поклонилась и приняла от Сергея букет цветов. Она выходила еще несколько раз, кланяясь и посылая воздушные поцелуи.

— Прелесть, правда? — сказал Копейкин по-английски, когда в зале зажегся свет. — Я же обещал, что вам здесь понравится.

— Да, хороша. А вот милый ее — молью траченный.

— Хозе? У него дела неплохи. Хотите, приглашу ее выпить с нами?

— Очень. Но это же, наверно, будет дорого?

— Боже мой! Нет. Ей за такое не платят.

— А она придет?

— Обязательно. Я ее знаю — хозяин нас знакомил. Думаю, она вам придется по вкусу. Арабка глуповата. Жозетта, конечно, тоже не блещет умом, но по-своему обворожительна. Если бы не горький опыт молодости — я бы и сам за ней приударил.

Копейкин отошел. Мария поглядела ему вслед и, помолчав, произнесла:

— Ваш друг, он такой добрый.

— Добрый, — кивнул Грэхем, не совсем понимая, что это было — утверждение, вопрос или слабая попытка поддержать беседу.

Мария улыбнулась:

— Он близко знает хозяина. Если захотите, попросит, чтобы Сергей отпустил меня сегодня пораньше.

— Боюсь, мне надо еще уложить вещи и поспеть на утренний поезд. — Грэхем постарался изобразить сожаление.

— Ладно, не важно. — Она снова улыбнулась. — Просто шведы мне особенно нравятся. Можно еще бренди, месье?

— Конечно.

Он опять наполнил ее бокал. Она отпила половину и спросила:

— Вам нравится мадемуазель Жозетта?

— Она замечательно танцует.

— Она очень симпатичная. Это потому, что популярная. Когда кто-то популярный — сразу кажется симпатичным. Вот Хозе никому не нравится. Он испанец из Марокко. Страшно ревнивый — они все такие. Не понимаю, как она его терпит.

— Вы же говорили, они — парижане.

— Выступали в Париже. А вообще-то она из Венгрии. Знает разные языки. Немецкий, испанский, английский. Но шведский, по-моему, нет. У нее было много богатых мужчин. — Мария помолчала еще. — Вы коммерсант, месье?

— Инженер. — Он с удивлением осознал, что Мария вовсе не так глупа, как казалось, и что она прекрасно понимает, почему Копейкин их оставил. Грэхему явно намекнули, что мадемуазель Жозетта потребует больших расходов, что с ней будет непросто и что придется иметь дело с ревнивым испанцем.

Мария допила бренди и задумчиво поглядела в сторону бара.

— Кажется, моя подруга там скучает. — Она повернула голову и посмотрела прямо на Грэхема. — Дадите мне сто пиастров, месье?

— Зачем?

— На чай, месье. — Она улыбнулась, но уже не столь искренне и открыто.

Он протянул ей банкноту. Мария положила деньги в сумочку и встала.

— Извините, пожалуйста. Я пойду к подруге. Если захотите — вернусь.