Лен Дейтон: Вчерашний шпион

Впрочем, именно благодаря знанию французского он и получил назначение во французскую армию. Там ему пришлось пройти, как по наезженной дороге, через ряд военных учебных заведений, парижское посольство, катакомбы линии Мажино и генеральный штаб, где ему изредка удавалось видеть легендарного генерала Гамелена. Сразу после того, как он вместе со своим полком был переведен в тыл для краткосрочного отдыха, из министерства ему поступает указание — отчитаться за отработанный период перед Интеллидженс Сервис. Затем, после дополнительной подготовки, в 1939 году он вновь возвращается во Францию. Он становится живым свидетелем того, как нацисты громят «неприступную» линию обороны генерала Гамелена. Шемпиону удается благополучно унести ноги на юг страны, где он становится «офицером разведсети». В этот период все его обязанности сводятся к сбору разведданных в зоне, свободной от оккупации. Несмотря на то, что из Лондона от него в приказном порядке требовали не вступать в контакт с антифашистским подпольем, которое в донесениях того времени именовалось не иначе как «отряд специального назначения», эти две организации в конце концов объединили свои усилия.

Шемпион был тем самым человеком, который встречал меня, когда я высаживался с подводной лодки на побережье в районе Виллефранше. Тогда я был назначен в один из «отрядов специального назначения», но Шемпиону удалось сразу забрать меня к себе, а чуть позже уладить этот вопрос с руководством. Впоследствии выяснилось, что окажись я в Нимеце, куда меня собственно и направляли, то вся моя служба закончилась бы всего двумя-тремя месяцами позже в концлагере Бухенвальд.

У Шемпиона я выполнял обязанности по координации деятельности его собственной группы и оставался с ним вплоть до того самого момента, когда вся наша группа оказалась разгромленной, а сам он был арестован. В конце концов ему удалось тогда сбежать и даже благополучно перебраться обратно в Лондон. Там он получил звание старшего офицера разведки и новую должность. Еще задолго до дня высадки союзных войск в Европе он был подключен к разработке и созданию разведсети на послевоенное время. С самого начала Шемпион активно настаивал на свободе в подборе необходимых ему кадров и добился своего. В первую очередь он потребовал, чтобы меня назначили к нему его же первым заместителем.

Сейчас, когда мне удалось пролистать большую часть его досье, для меня было совершенно очевидным, что на основе имеющихся данных крайне сложно объективно и однозначно оценить самого Шемпиона и его деятельность.

Только вникая в информацию, накопленную в таких вот старых потрепанных папках, начинаешь понимать, что во всей этой канцелярии есть какая-то своя внутренняя пружина, которая раскручивает весь механизм расследования. Так как срок хранения последнего донесения из Бонна был определен Шлегелем всего в двенадцать недель, то офицер-координатор не стал помечать его соответствующим входящим номером, а просто вложил его в качестве приложения в папку с резюме. Чтобы это донесение было внесено в досье в качестве основного материала, мне даже пришлось написать соответствующего содержания рапорт, который наверняка тоже станет еще одним листком этого пухлого дела.

К всеобщему удовлетворению заинтересованных лиц, все это досье со временем могло бы оказаться в текущем хранилище, а после истечения всех установленных сроков его хранения — быть навечно похороненным в специальной жестяной коробке в Хэндоне.

Могло бы… но теперь этого не произойдет!

Все это дело вновь ожило после того, как поступил рапорт от офицера, который вел Мэлоди Пейдж. В этом рапорте содержалась тревога по поводу того, что от нее вот уже второй срок не поступало никаких донесений. В обычных условиях такого рода документ оказался бы под соответствующим входящим номером в оранжевой папке с заголовком «Предупреждения». Но складывающаяся теперь ситуация требовала того, чтобы я вплотную занялся проработкой этого дела.

Последние страницы досье Шемпиона были проштемпелеваны с пометкой «Последние действия»; это было сделано, видимо, на тот случай, если с делом захочет познакомиться сам министр.

— …Не нравится мне это! — недовольно буркнул Шлегель.

— А может, эта Мэлоди Пейдж просто влюбилась в Шемпиона, ну и ушла в сторону, — предположил я.

Шлегель бросил на меня короткий сверлящий взгляд, как бы оценивая, не подтруниваю ли я над ним вновь.