Лен Дейтон - В Париже дорого умирать

— Не смог бы, — равнодушно и без эмоций сказала Мария. — Твоя техника слишком совершенна. Познакомившись с женщиной, ты сперва льстишь до предела, а потом, когда решаешь, что время пришло, начинаешь подспудно подрывать ее веру в себя. Довольно умно и вроде бы сочувственно отмечаешь ее изъяны, пока она не начинает думать, что ты, должно быть, единственный мужчина, снизошедший до нее, ущербной. Ты уничтожаешь женщину, медленно разрушая, потому что ненавидишь.

— Нет, — возразил Жан-Поль. — Я люблю женщин. Даже слишком их люблю, чтобы отказаться от многих ради женитьбы на одной.

Он рассмеялся.

— Жан-Поль считает своим долгом быть в распоряжении всех женщин от пятнадцати до пятидесяти лет, — спокойно сказала Мария.

— Значит, ты скоро выйдешь за пределы моих интересов, — огрызнулся Жан-Поль.

Свечи почти догорели, и теперь их свет сквозь бледно-желтое вино золотом сиял на лицах и потолке.

Мария отпила вина. Все молчали. Она поставила рюмку на стол и посмотрела Жан-Полю в глаза.

— Мне тебя жаль, Жан-Поль.

Горничная принесла рыбное блюдо и подала всем. Камбала «Дьепская» с густым креветочным соусом и присыпанная петрушкой и грибами. Нежный аромат рыбы смешивался с запахом горячего масла. Горничная удалилась, понимая, что ее присутствие мешает разговору. Мария отпила еще немного вина, поставила рюмку и снова посмотрела на Жан-Поля.

Тот не улыбнулся. Когда она заговорила, голос ее стал медовым, вся горечь ушла во время паузы.

— Когда я говорю, что мне тебя жаль, Жан-Поль, с твоей бесконечной чередой любовниц, ты волен надо мной посмеяться. Но позволь сказать вот что: краткость твоих отношений с женщинами является следствием твоей недостаточной гибкости. Ты не способен адаптироваться, меняться, расти над собой, радоваться ежедневно новому. Твои запросы не меняются и становятся все у́же. Все должны приспосабливаться к тебе, и никогда наоборот.

По этой же причине рушатся браки — мой рухнул как минимум наполовину по моей вине. Два человека становятся постоянными в своих привычках, как овощи. И антитезой этому является любовь. Я влюбилась в тебя, Жан-Поль. А быть влюбленным значит впитывать новые идеи, новые ощущения, запахи, вкусы, новые танцы. Даже воздух кажется иным. Именно поэтому неверность так ранит. Жена, заключенная в унылом, безжизненном мирке брака, неожиданно обретает свободу через любовь, и ее муж в ужасе при виде этих перемен. Ибо точно так же, как я почувствовала себя на десять лет моложе, мой муж показался мне на десять лет старше.

— И так ты теперь воспринимаешь меня? — уточнил Жан-Поль.

— Именно. Теперь смешно вспоминать, что когда-то я переживала из-за того, что ты моложе меня. Ты совсем не моложе. Ты ретроград. Теперь, когда я больше тебя не люблю, я могу это сказать. Ты ретроград в двадцать восемь лет, а я юная девушка в тридцать два.

— Сука.

— Бедный мой малыш. Не сердись. Подумай о том, что я тебе говорю. Смотри на вещи шире. Смотри на вещи шире и найдешь то, чего так сильно хочешь: как быть вечно молодым.

Жан-Поль посмотрел на нее. Он был не настолько зол, как я ожидал.

— Может, я и узколобый самовлюбленный дурак, — сказал он. — Но когда я встретил тебя, Мария, то действительно полюбил. Пусть это и продлилось едва неделю, но для меня это было по-настоящему. Единственный раз за всю жизнь я действительно поверил, что способен на что-то сто́ящее. Ты была старше, но мне это нравилось. Я хотел, чтобы ты показала мне выход из того дурацкого лабиринта той жизни, которую я вел. Ты очень умная, и я думал, ты сможешь указать мне хорошие, правильные жизненные цели. Но ты меня подвела. Как все бабы, ты оказалась слабовольной и нерешительной. Ты можешь быть верной лишь ненадолго тому, кто окажется в этот миг рядом с тобой. Ты в жизни ни разу не приняла объективного решения. На самом деле ты никогда по-настоящему не хотела быть сильной и свободной. Ты ни разу не сделала ни одного решительного поступка, который исходил бы от тебя самой. Ты марионетка, Мария, и у тебя множество кукловодов, и они дерутся за право управлять тобой.

Последние слова были резкими и горькими, и он пристально смотрел на Датта.

— Дети, дети, — пожурил Датт. — Мы так хорошо все сидели!

Жан-Поль улыбнулся натянутой улыбкой кинозвезды.

— Выключите ваше обаяние, — сказал он Датту. — Вечно вы обращаетесь со мной снисходительно.

— Если я чем-то обидел… — Датт не закончил предложение и обвел взглядом гостей, выразительно подняв брови, будто сама по себе такая мысль — сущий нонсенс.