Виль Рудин - День «Икс»

Из разговора с Хойзером в цепкой памяти Вилли Гетлина осталось замечание о том, что некто Зигфрид Кульман был шарфюрером в гитлерюгенде, а отец его — членом национал-социалистской партии. На этом он и решил сыграть. Узнав через Хойзера, как найти Кульмана, он пришел к нему в марочный магазин. К огорчению Вилли, тут нельзя было наблюдать за Кульманом незаметно для него: в магазине был только один посетитель — мальчишка лет двенадцати.

Когда Вилли вошел, мальчишка, запрокинув голову, разговаривал с Кульманом — высоким парнем лет двадцати трех с длинными светлыми волосами, гладко зализанными к затылку.

— Покажите, пожалуйста, марки, только русские, — несмело просил мальчишка.

Осмотрев покупателя внимательным, оценивающим взглядом, Кульман обернулся к шкафу, достал альбом, положил на прилавок и открыл обложку. Дальше восхищенный мальчишка должен был листать сам. Кульман же обратился к Вилли:

— Чем могу служить новому клиенту? Вы впервые пожаловали ко мне.

«О, у него хорошая зрительная память», — с удовольствием отметил про себя Вилли.

— Не беспокойтесь, я просмотрю кляссеры — вот они, в витрине. — А когда вы освободитесь...

— Пожалуйста, вот эту... — мальчик указал пальцем на большую синюю марку, где рабочий поднял высоко над головой красную звезду.

— А денег у тебя хватит?

— Эта марка дорогая?

— Тут написано: шестьдесят пфеннигов.

— Тогда у меня еще останется двадцать пфеннигов. Вот, пожалуйста. — Мальчик достал из штанишек кошелек и высыпал на прилавок легкие белые монетки. Последней упала с тяжелым стуком бронзовая. Мальчик взял две монетки себе, а остальные придвинул к Кульману.

— А тебе не жалко отдавать такую кучу денег за какую-то одну марку, да еще русскую?

Мальчик отрицательно качнул головой. Он достал из внутреннего кармана курточки маленький самодельный кляссер, пинцет, сам осторожно оторвал от листа полюбившуюся ему марку и так же осторожно, стараясь не повредить зубчики, засунул в целлофановый кармашек.

— До свидания!

— До свидания, киндль [9] Мальчонка. !

— Почему он берет именно русские марки? — полюбопытствовал Вилли, когда за мальчиком захлопнулась дверь.

— Разве вы не видите, что эти марки красивые? Да к тому же в школах говорят чаще всего про русских, про Россию, про все, что из России. Разве вы не знаете? Да и не только дети — тут всем коллекционерам подавай русские марки.

— Да, да, вы правы. У вас есть марки Финляндии первых выпусков? (Когда-то Гетлин был филателистом, он знал, что спросить).

— Вот видите — и вам подавай русские марки, — ведь тогда Финляндия была русской провинцией. Есть у меня эти марки, но они дорогие.

— Покажите.

Осмотрев с десяток марок, Вилли пренебрежительно отодвинул альбом:

— Не возьму, у них зубцы повреждены.

— Каталог разрешает продажу марок этого вида с поврежденными зубцами — от одного до трех. За марки без поврежденных зубцов — наценка 25 процентов. Хотите убедиться?

— Нет, я все это знаю, но эти мне не подходят.

— Как вам будет угодно. В воскресенье я ожидаю новую партию товара, если хотите...

— Спасибо, возможно, загляну. До свиданья!

— Всего хорошего.

В тот же день Гетлин попросил Хойзера пригласить торговца марками в субботу к себе, в табачный магазин.

...Он действительно не просчитался в выборе. Много раз потом Кульман выполнял его задания.

Но прежде чем выполнять их непосредственно, он выполнил роль «наводчика»: с его помощью Вилли выследил Зигфрида Вольфа — рабочего шахты «Кларисса». «Убрать» Вольфа он считал необходимым, узнав, что «какие-то дураки» безуспешно пытались завербовать этого парня в шпионскую группу, угрожая в противном случае расправиться с его сестрой, живущей в Западном Берлине, о чем Вольф сообщил соответствующим органам. Так и была разоблачена и арестована группа агентов Боба.

Вилли Гетлин застрелил Вольфа на пустынном шоссе, когда тот возвращался домой на велосипеде с ночной смены.

Память Эриха Вальтера сохранила из раннего детства немного впечатлений, и самые яркие всегда были связаны с отцом — очень сильным и добрым.

Они жили в Вуппертале — отец, мать и он, совсем маленький Эрих. Отец работал на металлургическом заводе, и Эрих в свои пять лет уже знал, что его папа — металлист.

И еще отец Эриха был председателем заводского комитета профсоюза, но в этом Эрих тогда не разбирался.

Однажды он проснулся ночью оттого, что по комнате, громко стуча сапогами, ходили какие-то чужие люди, а потом они увели с собой отца. На прощанье отец вытер слезы со щек Эриха, поцеловал его и сказал: