Пьер Нор - Двойное преступление на линии Мажино

В трубке раздался такой четкий и громкий голос, что, даже искаженный и приглушенный расстоянием, он стал слышен по всей комнате. Тем не менее сам Кунц, приникший ухом к трубке, похоже, ничего не мог понять. Удивление, крайнее изумление отразились на его лице. Он так и остался стоять с открытым ртом, онемевший и будто парализованный, устремив взгляд на безжизненное тело Ардана.

— Что там такое? — нервно спросил Легэн.

Кунц как бы очнулся:

— Алло, нет это не капитан Ардан. Минутку. Он лежит с сильным приступом малярии. Сейчас я попробую дать его вам, но он не совсем… в форме.

Волнуясь, он буквально вопил.

Внезапно Ардан выпрямился. Сев в постели, он в упор уставился на Кунца, который под его взглядом заерзал. Больной стиснул челюсти. Его черты судорожно исказились, отразив дикую, напряженную борьбу. Он вынул из-под одеяла сжатые в кулаки руки. Остолбеневшие молодые люди услышали, как очень тихо, но членораздельно, с едва сдерживаемым гневом он произнес:

— Кунц, дайте сюда аппарат!

Ошарашенный лейтенант не пошевелился.

— И не сметь трогать трубку, — добавил капитан.

Одним рывком он выскочил из постели. Гнев его пересилил изнеможение от приступа лихорадки, а также лишил всякой выдержки:

— Черт бы вас… убирайтесь вон! — зло закричал он на оторопевших лейтенантов. Они уже хотели послушаться его, но не успели.

— Позвоните завтра, да, завтра! — прокричал Ардан в аппарат.

И, положив трубку, рухнул в кресло. Молодые люди бросились ему на помощь, снова уложили его в постель. Он вроде бы пришел в себя, успокоился, прислонился спиной к подушкам и обрел дар речи:

— Извините меня, — сказал он. — Мне кажется, я начал заговариваться. Это один товарищ из Меца, неудачно он выбрал время для шутки…

Его подчиненные не нашлись ничего ответить.

— …Идиотской шутки. Этакий, знаете ли, зануда, придумал какой-то розыгрыш. Кстати, что он говорил вам, Кунц?

Лейтенант, смутившись, помялся и пробормотал:

— Да ничего, господин капитан. Я как следует понял только то, что он спрашивал вас. Мне жаль, что так получилось.

Ардан закрыл глаза. Когда он открыл их снова, он уже улыбался.

— Да нет же, это я доставил вам массу хлопот. Не надо на меня обижаться. У меня был сильнейший приступ лихорадки. Впрочем, теперь мне уже намного лучше.

— Что вы, господин капитан, — сказал Легэн, отреагировавший первым. — Мы все прекрасно понимаем. Мы будем дежурить возле вас по очереди.

— Нет, я этого не хочу, — заявил Ардан.

Голос его был ясным, твердым и решительным.

— По крайней мере мы сходим за врачом, — предложил Капель.

— Не хочу. Я лучше любого врача знаю, что мне нужно. Хинин и сильное снотворное — этого достаточно. Все это пустяки по сравнению с моими первыми приступами, требовавшими серьезного врачебного вмешательства. Приготовьте мне мои снадобья. Вы все найдете в аптечке в ванной комнате. Еще оставьте мне на столике у изголовья хинин, стакан воды и ложку. Я приму это ночью, тогда мне не придется вставать.

Трое офицеров молча приготовили микстуры.

Хорошо, — сказал Ардан. Я проглочу это, когда вы уйдете. Теперь оставьте меня. Все, чем я рискую, это второй приступ лихорадки.

— Но ведь действительно…

— Вы что, собираетесь здесь ночевать?

Молодые люди снова в нерешительности переглянулись, терпение капитана лопнуло.

— Это приказ! — резко сказал он.

Раздражение взяло верх над его привычкой шутить.

Если уж вам так хочется, пусть кто-нибудь из вас придет в шесть утра, и желательно с ветеринаром. Ему не обязательно говорить, как себя чувствуешь, он привык обходиться без этого. И знает не меньше, чем врач. Ну вот, теперь вы видите, что мне лучше? До завтра.

Они решились наконец исчезнуть. Но спать им не хотелось. Все собрались у Легэна и молча курили. Капель начал разговор первым:

— Странная история. Он вел себя почти оскорбительно, а ведь он всегда так обходителен.

Да он бредил, старина, вступился за Ардана Кунц.

— Конечно, — сказал Легэн, — тут и речи нет о том, чтобы обижаться. Но мне не дает покоя вся эта обстановка, та дикая энергия, которую он проявил, чтобы отнять у тебя аппарат. В тот момент он был абсолютно в полном сознании и, похоже, был движим какой-то очень важной побудительной причиной или чувством долга… Что все это могло бы значить?

— Прежде всего — почему у него есть телефон? спросил Капель. — Почему он его, похоже, прячет? И почему у тебя, Кунц, лицо было такое, будто ты с луны свалился, когда тот человек говорил с тобой?