Кристофер Морлей - Книжный магазин с привидениями

– Но я забываю о своих обязанностях хозяина, – сказал Миффлин. – Наш десерт состоит из яблочного соуса, пряников и кофе. – Он быстро убрал со стола пустые тарелки и принес второе блюдо.

– Я заметил предупреждение над буфетом, – сказал Гилберт. – Надеюсь, вы позволите мне помочь вам сегодня вечером? – Он указал на карточку, висевшую возле кухонной двери. На ней было написано:

ВСЕГДА МОЙТЕ ПОСУДУ

СРАЗУ ПОСЛЕ ЕДЫ

ЭТО ИЗБАВЛЯЕТ ОТ НЕПРИЯТНОСТЕЙ

– Боюсь, я не всегда соблюдаю это правило, – сказал книготорговец, наливая кофе. – Миссис Миффлин вешает его там всякий раз, когда уезжает, чтобы напомнить мне. Но, как говорит наш друг Сэмюэл Батлер, тот, кто глуп в малом, будет глуп и в большом. У меня есть другая теория о мытье посуды, и я радую себя, потакая ей. Раньше я считал мытье посуды просто позорной рутиной, своего рода ненавистной дисциплиной, которую нужно было выполнять с нахмуренными бровями и бесстыдной стойкостью. Когда моя жена уехала в первый раз, я установил подставку для чтения и электрическую лампу над раковиной и читал, в то время как мои руки автоматически выполняли низменные жесты очищения. Я сделал великих литературных духов соучастниками моей печали и выучил наизусть немало из "Потерянного рая" и Уолта Мейсона, пока я читал и барахтался среди кастрюль и сковородок. Я утешал себя двумя строчками Китса:

– И движутся воды в своем священном занятии, совершая чистое омовение вокруг человеческих берегов земли …

Затем меня осенило новое понимание этого вопроса. Для человека невыносимо продолжать выполнять какую-либо задачу в качестве епитимьи, под принуждением. Независимо от того, что это за работа, нужно каким-то образом одухотворить ее, разбить старую идею о ней на куски и перестроить ее ближе к желанию сердца. Как я мог сделать это с мытьем посуды? Я разбил много тарелок, пока размышлял над этим вопросом. Затем мне пришло в голову, что здесь было как раз то расслабление, в котором я нуждался. Меня беспокоило умственное напряжение, вызванное тем, что я весь день был окружен громогласными книгами, выкрикивающими мне свои противоречивые взгляды на славу и муки жизни. Почему бы не сделать мытье посуды моим бальзамом и припаркой? Когда смотришь на упрямый факт под новым углом, удивительно, как все его контуры и края меняют форму! И тут же моя кастрюля засияла каким-то философским ореолом! Теплая мыльная вода стала лекарством, которое помогает отвести горячую кровь от головы; домашний акт мытья и сушки чашек и блюдец стал символом порядка и чистоты, которые человек навязывает окружающему его неуправляемому миру. Я сорвал книжную полку и убрал настольную лампу над раковиной. Мистер Гилберт, – продолжал он, – не смейся надо мной, когда я скажу, что у меня есть своя собственная философия кухни. Я нахожу кухню святыней нашей цивилизации, средоточием всего прекрасного в жизни. Румяный блеск печки прекрасен, как любой закат. Хорошо отполированный кувшин или ложка так же прекрасны, так же полны и прекрасны, как и любой сонет. Щетка для мытья посуды, тщательно вымытая, отжатая и вывешенная на просушку за задней дверью, сама по себе является целой проповедью. Звезды никогда не выглядят так ярко, как из-за кухонной двери, после того как кастрюля со льдом опустошена и все вокруг "покраснело", как говорят шотландцы.

– Поистине восхитительная философия, – сказал Гилберт. – А теперь, когда мы закончили трапезу, я настаиваю, чтобы вы позволили мне помочь вам с мытьем посуды. Мне не терпится испытать это ваше блюдо-пантеизм!

– Мой дорогой друг, – сказал Миффлин, сдерживая своего порывистого гостя, – это плохая философия, которая время от времени не терпит отрицания. Нет, нет, я не просил тебя провести со мной вечер, чтобы ты мыл посуду. – И он повел его обратно в гостиную.

– Когда я увидел, как ты вошел, – сказал Миффлин, – я испугался, что ты, возможно, газетчик, ищущий интервью. Однажды к нам пришел молодой журналист, и это плохо кончилось. Он добился расположения миссис Миффлин и, в конце концов, поместил нас обоих в книгу под названием "Парнас на колесах", которая стала для меня настоящим испытанием. В этой книге он приписывает мне ряд поверхностных и слащавых наблюдений за книготорговлей, которые раздражают торговлю. Тем не менее, я рад сообщить, что его книга была продана лишь небольшим тиражом.

–Я никогда о нем не слышал, – сказал Гилберт.

– Если ты действительно интересуешься книготорговлей, то тебе следует прийти сюда как-нибудь вечером на заседание клуба "Кукурузный початок". Раз в месяц здесь собираются несколько книготорговцев, и мы обсуждаем вопросы, волнующие книжников. У нас есть трубки и сидр. Здесь собираются представители самых разнообразных взглядов. Один – фанатик библиотек. Он считает, что каждая публичная библиотека должна быть взорвана. Другой считает, что движущиеся картинки разрушат книжную торговлю. Какая чушь! Несомненно, все, что пробуждает умы людей, что делает их бдительными и вопрошающими, увеличивает их аппетит к книгам. Жизнь книготорговца очень деморализует интеллект, – продолжал он после паузы. – Он окружен бесчисленными книгами; он не может прочитать их все; он погружается в одну и берет отрывок из другой. Его ум постепенно заполняется разными обломками, поверхностными мнениями, тысячью полузнаний. Почти бессознательно он начинает оценивать литературу в соответствии с тем, что пользуется спросом у людей. Он начинает задаваться вопросом, не является ли Ральф Уолдо Трайн на самом деле чем-то большим, чем Ральф Уолдо Эмерсон, не является ли Дж.М. Чаппл таким же великим, как Дж. М. Барри. Это путь интеллектуального самоубийства. Одно преимущество, однако, есть у хорошего книготорговца. Он терпим. Он терпелив ко всем идеям и теориям. Окруженный, поглощенный потоком человеческих слов, он готов выслушать их всех. Даже к продавцу издательства он снисходительно прислушивается. Он готов быть обманутым ради блага человечества. Он непрестанно надеется, что появятся хорошие книги. Видишь ли, мой бизнес отличается от большинства других. Я торгую только подержанными книгами; я покупаю только те книги, которые, по моему мнению, имеют какую-то честную причину для существования. Насколько может судить человеческое суждение, я стараюсь убирать мусор с моих полок. Врач не торгует шарлатанскими лекарствами. Я не торгую поддельными книгами. На днях произошла забавная вещь. Есть один богатый человек, некий мистер Чепмен, который давно посещает этот магазин…