Андрей Ольшанский - Записки агента Разведупра

За железной изгородью стояло двухэтажное здание — вилла или особняк.

Второй этаж был ярко освещен.

Из одного окна виднелась широколистая пальма.

— Идемте, товарищ, — произнес Симсис, подходя к калитке, и позвонил.

Я сделал несколько шагов вперед — ноги как будто отекли.

В широком подъезде вспыхнул огонь.

Выбежала молоденькая девушка, одетая «по-старому»: в белом переднике, в черном плиссированном платье и с чепцом на завитой голове.

— Здравствуйте, товарищ Раиса, — приятельски приветствовал ее Симсис и, распахнув калитку, вошел первым в вестибюль.

— Добрый вечер, — задорно воскликнула девица и взглянула на меня не то с любопытством, не то изучая.

— Прошу, товарищ, — сказала она мне, кокетливо поправляя выбившиеся кудри из-под белоснежной наколки.

В передней — ковры, вазы на постаментах черного дерева, зеркала в старинных рамах и над широкой лестницей роскошный хрустальный гарнитур электрических ламп.

Симсис швырнул свои куртку и фуражку на кресло в передней. Пригладил ладонью напомаженную шевелюру и переложил из кармана брюк в карман френча браунинг.

Я снял потрепанную, видавшую виды шинель, служившую мне одеялом во время боевой страды и в подвалах губернской Чеки.

Бросил взгляд в трюмо и не узнал лица. Так, вероятно, выглядит каждый человек, совершивший преступление перед Богом и людьми…

Пошли наверх, откуда доносились оживленные голоса.

В зале, уставленной золоченым гарнитуром Louis XIV, нас встретили — восточного типа, изящно одетая в темноголубое муаровое платье с горностаевой отделкой, дама, рослый блондин в форме комбрига и, по-видимому, военспец из «бывших», элегантный средних лет шатен с коротко подстриженными усами.

Подавая мне разукрашенную бриллиантовым браслетом и кольцами руку, дама назвалась:

— Варвара Павловна Гибсон.

Я назвался псевдонимом, как мне повелел Павлоновский.

Комбриг оказался прибывшим с юга Богуньским, начальником украинской бригады, расположенной в Переяславле, а щеголь — бывшим подполковником генерального штаба Бобрищевым — военным агентом РСФСР в Финляндии.

Мы прошли в столовую. Серебро — на белизне скатерти… Хрусталь и цветы. Вина и фрукты. На льду в массивном овале кованого серебра — икра.

Симсис, очевидно, приставленный ко мне, занял место в сторонке, уселся в конце стола и сразу налил себе полный стакан мадеры.

— Что-то наша хозяйка задержалась, — произнес военный агент, бросив взгляд на тяжелое пурпурное драпри в нише стены.

— Ах, знаете… хорошенькая женщина. Туалеты надо перебрать, тем более сегодня, — с лукавой усмешкой проронила Гибсон и взглянула на меня.

Комбриг и атташе переглянулись.

Мне было как-то не по себе: я посмотрел на свое отражение в зеркале — старенький френч, потертый воротник, один рукав, пришит суровыми нитками, лицо небритое, шея в пятнах от «вшивой» жизни в подвале на Лубянке.

А они — сытые, разодетые, какие-то довольные, уверенные в завтрашнем дне!

— А вот и наша милая «иностранка» показалась, — сказал атташе, устремив взор на вошедшую в столовую Залькевич.

Я обомлел, думая, что перед моим взором показалась какая-либо кинозвезда. Умопомрачительный туалет, жемчуга и бриллиантовое колье.

«Так вот какую «жену» мне дают в качестве приманки», — подумал я, рассматривая тонкие, красивые черты шпионки.

Первой она поздоровалась со мной.

И в ее темно-голубых глазах я подметил что-то схожее со взглядом хищника.

Чуть-чуть дрогнула ее рука в моей — веки опустились на миг.

Она знала, понятно, что вскоре мы будем связаны страшным, темным делом…

Когда горничная принесла обед, мы заняли места.

Была жуткая параллель — этот изысканный обед и порция прогнившей воблы в тепловатой водице, раздаваемая раз в день чекистами.

Разговоры велись на разные темы, меньше всего о будущем страны.

Бобрищев хвалил «буржуазные» рестораны Финляндии, разносил скромных финских дам, а о полпреде Черных говорил, как о «глупой туфле». Нарочито «пробалтывался» о своей «опытной» агентуре среди эмиграции и неоднократно упоминал о ценности своей работы для РСФСР.

Комбриг слушал, как и Симсис, предпочитая разговорам стакан хереса и тайное пожатие пухлого локтя Гибсон.

После обеда моя «жена» пригласила меня в будуар.

И там, полулежа на шелковом канапе, она шепотом рассказала мне следующее: вдова расстрелянного полковника Т-ого, бывшего начальника тяжелого артиллерийского дивизиона, она под угрозой голода поступила на службу, через посредство предателя, сослуживца мужа, в московский отдел МЧК. Взятая «на глаз» секретарем ВЧК Ягодой, она стала его любовницей и, когда он «влюбился» в балерину бывш. Императорских театров Г., перешла на службу в Иностранный отдел. Тут ее «судьбой» заинтересовался всесильный Лацис и поручил ей «Национальный центр». Она предалась наркотике и стала орудием в руках Лациса. Вилла, в которой жила теперь, была «холостой квартирой» второго поклонника — Менжинского. Но — настал час и ей предложили поехать работать за границу. Менжинский успел сойтись с сотрудницей Внешторга Рыбаковой, и ей, понятно, надо было найти «жилплощадь».