Ростислав Самбук - Ювелир с улицы Капуцинов

А на другой день от шести до семи:

“Тире, две точки… Тире, точка, тире… Тире, точка, тире… ДКК… ДКК 93458… 35472… 83925… 13679… 42367…” Шифровальщики переводят: “Из Бреста под Киев переброшена девяносто третья стрелковая дивизия…”

Выходили в эфир регулярно через день–два. От старой, громоздкой системы передачи информации пришлось отказаться: пока бумажка с зашифрованными данными попадала в партизанский отряд, проходило несколько дней, отчего часто пропадало главное качество сообщений Катруси — оперативность. Кроме того, в последнее время Дорошенко приходилось часто менять расположение отряда, что усложняло работу связных и вносило дополнительные трудности. Петро предложил перебросить радиста в город. Так Федько Галкин стал водителем черного “мерседеса” шефа фирмы. А от шести до семи он выстукивал:

“Тире, две точки… Тире, точка, тире… Тире, точка, тире… ДКК…”

Катря сидела на скамейке в парке. Лето подходило к концу, и пожелтелые листья каштанов начали опадать. Глаза ласкали лишь могучие зеленые кроны кленов и роскошные темно-красные георгины, несколько кустов которых посадили весной чьи-то добрые руки. Эта единственная клумба на весь захламленный и запущенный парк притягивала сюда стариков, которые могли позволить себе роскошь дышать свежим воздухом. Молодежь не рисковала появляться в парках: часто бывали облавы, парней и девушек эшелонами увозили в Германию.

Катруся имела надежные документы и не боялась облав. Она любила эту скамейку, на которой сиживала, еще когда была студенткой. Почему-то здесь быстро запоминались латинские термины и симптомы разных болезней. Сюда же, еще будучи гимназисткой, она пришла на первое свидание с Семеном Войтюком — юношей, которого очаровали ее глаза и каштановая коса с пышным розовым бантом. Он угощал Катрусю конфетами, а потом осмелился поцеловать в щеку — это так горько обидело девушку, что она заплакала; после этого, завидев Войтюка, переходила на другую сторону улицы…

Катря подставила лицо лучам солнца и мечтательно зажмурила глаза. Думала, что, если бы Петро вот так же несмело поцеловал ее?.. Должно быть, тоже заплакала бы, но не от обиды и смущения…

— Почему такая красивая фрейлейн тоскует в одиночестве? — услышала резкий голос. — Если фрейлейн скучает, мы готовы составить ей компанию!

Раскрыла глаза. Наглые взгляды из-под надвинутых на лоб офицерских фуражек. Два лейтенанта. Нализались и ищут приключений.

— Пойдем с нами, крошка, — сказал один из них — с длинным носом и бесцветным, туповатым ли­цом. — Может, у тебя есть такая же красивая подруга? Поужинаем, потанцуем…

Он присел рядом, взял Катрусю за руку. А она словно застыла, не может вырвать руку из его холодных, потных ладоней. Видимо, лейтенант понял это как согласие и похотливо произнес:

— У тебя, крошка, чудная фигурка.

— Уберите руки! — вскипела Катруся и резко поднялась. — Хам!

Она убежала раньше, чем немецкие офицеры успели опомниться.

— Какая наглость?! — воскликнул длинноносый. — Я ей задам!..

Он уже хотел броситься вдогонку за Катрусей, но второй удержал его:

— Черт с ней! Наверное, путается с кем-нибудь из высшего начальства, иначе бы она не посмела… Пойдем поищем других. Все равно одной нам мало…

У выхода из парка стояли со своими старомодными “пуш­ками” на треногах два плохо одетых фотографа, ожи­да­ю­щих клиентов. Девушка не обратила внимания на их умо­ля­ю­щие взгляды. Пошла Сикстуской улицей: здесь жил Петро, и де­вушка надеялась встретить его.

На углу стоял огромный грузовой автомобиль — на­сто­я­щий дом на колесах. “Передвижная солдатская лавка”, — про­читала Катруся, проходя мимо машины. Неожиданно от­кры­лись дверцы, и оттуда выглянул человек в военном мун­дире.

— Они сейчас должны выйти в эфир, господин ун­тер­штурм­фюрер, — послышалось оттуда. — Обычно в это время всег­да…

Дверцы за военным закрылись, но для Катруси и ус­лы­шан­ного было достаточно. Вон дом на горе, где жи­вет Пет­ро… Теперь шестой час, через несколько минут начнет ра­бо­тать рация Галкина. А в “лавке на колесах” пеленгатор. Ви­ди­мо, они уже обнаружили рацию и теперь подбираются к ней шаг за шагом; сегодня мышеловка может захлопнуться…

Катруся прибавила шагу. Если бы можно было, то по­бе­жа­ла бы.

В квартире Петра прозвучал настойчивый звонок. Федь­ко Галкин, уже приготовившийся к передаче, выдернул штеп­сель из розетки и сунул рацию в чемодан. Тревожные голоса в пе­редней. Федько делал вид, будто так увлечен уборкой на пись­менном столе хозяина, что даже не сразу оглянулся, ус­лы­шав скрип дверей. В дверях стояла Катруся. Раскрасневшаяся, взволнованная.