Йоханнес Зиммель: В лабиринте секретных служб

Сейчас он, разумеется, не носит имя Томаса Ливена.

Надеюсь, нам простят, что в данной ситуации мы изменили его имя и адрес. Однако история нашего миролюбивого героя, чьей страстью всегда являлось приготовление вкусной пищи и который поневоле стал участником одной из величайших авантюр нашего времени, от начала до конца правдива.

Мы начинаем эту историю 11 апреля 1957 года вечером, в тот момент, когда Томас Ливен учил Кетти готовить салат. Итак, вернемся снова на кухню его виллы.

— Салат не должен никоим образом соприкасаться с металлом, — говорил Томас Ливен.

Кетти загипнотизированно смотрела на его руки и, все еще охваченная волнением, слушала эту своеобразную лекцию.

— Теперь о соусе. Берут немного черного перца, соли, чайную ложку горчицы. К этому добавляют мелко нарезанное яйцо, много петрушки, еще больше другой зелени, четыре столовых ложки итальянского оливкового масла. Кетти, пожалуйста, масло!

Кетти, покраснев, подала бутылку с маслом.

— Четыре ложки, как я сказал, к этому 250 граммов сметаны, кислой или сладкой — дело вкуса. Я предпочитаю кислую.

В этот момент открылась дверь на кухню и появился человек богатырского роста. На нем были брюки в черно-серую полоску, домашняя куртка с сине-белыми полосами, белая рубашка и белый галстук-бабочка. Жесткие волосы покрывали голову.

— Что случилось, Бастиан? — спросил Томас.

Слегка пришептывающим голосом с французским акцентом слуга ответил:

— Герр директор Шеленберг прибыл по вашему приглашению.

«С точностью до минуты, — отметил Томас Ливен, — с ним можно иметь дело». Он снял фартук.

— К столу пригласишь через десять минут. Ты, Бастиан, будешь обслуживать. Вы, Кетти, свободны.

Томас Ливен отправился в выложенную черным кафелем ванную, а Бастиан в это время почистил смокинг хозяина.

— Как выглядит господин директор? — спросил Томас.

— Обычный провинциал. Жирный, бычий затылок и круглое брюшко.

Томас Ливен подумал: «Звучит симпатично». Надевая смокинг, он почувствовал запах коньяка.

— Ты успел приложиться к коньяку? — спросил он Бастиана.

— Только один глоточек, я немного взволнован.

— Оставь это! Если сегодня произойдет что-нибудь неожиданное, мне понадобится твоя светлая голова. Ты не имеешь права бить господина директора, если не трезв.

— Толстяка я возьму на себя, даже будучи мертвецки пьяным.

— Спокойно! Как тебе действовать, когда я буду звонить, ясно?

— Конечно.

— Повтори!

— Один звонок — я приношу следующее блюдо, два звонка — я несу фотокопии документов, три звонка — я вхожу с мешком песка.

— Я буду тебе благодарен, если ты не перепутаешь.

— Великолепный суп, — говорил спустя несколько минут директор Шеленберг. Он отклонился назад, вытирая салфеткой свои узкие губы.

— «Леди Керзон», — сказал Томас Ливен и позвонил один раз, нажимая на кнопку, скрытую под крышкой стола.

— Какая леди? — переспросил директор.

— «Керзон» — так называется суп. Черепаха с вишнями и сметаной, — ответил Томас.

— Ах, так!

Пламя свечи, стоявшей на столе, вдруг заколебалось. Бесшумно появился Бастиан, внося второе блюдо — курицу в красном перце. Пламя свечи успокоилось. Свет падал на темно-голубой ковер, широкий фламандский стол, на удобные деревянные стулья тоже старофламандской работы. Курица, несомненно, понравилась директору.

— Деликатес! Просто великолепно! Очень мило, что вы пригласили меня, герр Ливен. Где же мы можем поговорить о делах?

— Все обговаривается самым лучшим образом во время еды, герр директор, возьмите еще рису, он стоит перед вами.

— Благодарю, герр Ливен, скажите, о каком деле пойдет речь?

— Еще немного салата?

— Нет, спасибо.

— Ну, отлично, — сказал Томас Ливен и продолжил: — Герр директор, вы владеете бумажной фабрикой?

— Да, это так. Все восстановлено из руин.

— Этим можно гордиться. Ваше здоровье! — Томас поднял свой бокал.

— Спасибо. Принимаю ваш тост.

— Герр директор, насколько я знаю, вы изготавливаете особую бумагу с водными знаками?

— Да.

— Вы поставляете этот сорт бумаги для печатания новых акций акционерному обществу «СНПС» — Союзу немецких производителей стали, которое продает их сейчас на бирже?

— Правильно. Могу вам сказать, что изготовление этой бумаги находится под строжайшим контролем, поднимается крик по поводу каждого испорченного клочка бумаги. Это делается для того, чтобы мои рабочие не пришли к мысли напечатать себе пару акций.