Владимир Андриенко - Дрозды. Последний оплот

– Топить нас! – зло засмеялся Горохов.

–Что за ерунду вы говорите, господин капитан? – спросил Слуцкий. – Какие подводные лодки? У красных нет здесь подводных лодок.

Горохов махнул рукой и сказал:

– Так говорят. А там кто знает.

– Зачем же девушку пугать? – спросил Слуцкий.

– А разве кого-то из нас еще можно хоть чем-то напугать, подпоручик? Или не отбоялись за эту войну? Те, кто поумнее нас с вами, уже давно покинули Россию. Они-то видели, чем все это закончится! А вот я, дурак набитый, поверил тогда Корнилову, что надобно Россию спасать!

– Стыдитесь, капитан!

Горохов с усмешкой посмотрел на Слуцкого.

– Тебе сколько лет, щенок, что ты меня стыдишь? Я с лета 1914 года на фронте! И все на передовой. Всегда под огнем! И посмотри на меня теперь? Пять ранений. Два креста! И пустые карманы. Из вещей ничего нет! А вон там, – Горохов показал на верхние палубы. – В каютах сидят штабные и интенданты. Слышишь крики? Это они гуляют и пьют вино. И золотишко звенит в их карманах. А я только вшами стал богат на этой войне.

Слуцкий спорить не стал. Впрочем, Горохову и не был нужен спор. Он говорил сам себе…

***

Подпоручик отошел в сторону, и к нему подошла медсестра.

– Меня зовут Таня, – сказала она.

– Подпоручик Слуцкий. Алексей.

– Таня Варнек. Я в госпитале работала в Севастополе.

– А я служит в Самурском пехотном полку. Всю войну. Вот бегу из России.

– И я бегу. Но уже думаю, не ошиблись ли? Что нас ждет? Скажите Алексей.

– Не знаю, Таня.

– Вы только посмотрите на их лица, Алеша. Они злы на весь мир.

– И есть, отчего злиться, Таня.

– Ваше лицо это редкое исключение. Я ведь ухаживаю за ранеными. В трюме их много. Какие они все мрачные и грубые. А женщины, что следуют за своими мужьями?

– А чему радоваться, Таня?

– Вы правы, Алёша. Радоваться нам нечему. Но можно остаться человеком и здесь.

– Не говори мне «вы», Таня. Я в 1918-ом году поступил в армию, и мне было тогда 17 лет. Ныне уже 19-ть. Хотя могу выглядеть старше.

– И мне только 19 лет, Алеша. У тебя там кто-то остался?

– Не знаю. Возможно, никого из моих и в живых нет. А у тебя?

– Тоже не знаю. Я ведь сама из Петербурга. В гимназии училась, когда война началась. В 1917-ом году пошла на курсы медицинских сестер. Хотела фронту помогать. Но так и не успела.

– Революция? – понимающе спросил Слуцкий.

– В феврале как мы радовались, когда царя свергли! Все с красными бантами. Свобода. Люди обнимались на улицах и поздравляли друг друга.

– И вот итог, – Слуцкий кивнул в сторону исчезнувшего за горизонтом Крыма. – Полстраны в развалинах и миллионы трупов. Да здравствует свобода.

– Кто же мог знать, Алеша? Мне кажется, что мы с тобой давно знаем друг друга. Отчего это?

– Не знаю, – ответил Слуцкий. – Возможно потому, что только сейчас смогли осмотреться, Таня? У меня ранее времени не было, как записался в Дроздовский полк в 1918-ом году, так и закружился в войне.

– Ты студент?

– Был студентом. Стал солдатом. А кем буду там? Не знаю. В моих карманах как и у этого несчастного капитана нет ничего.

– А у меня есть кольцо, – Таня достал из кармана золотое колечко с камнем. – Мамино кольцо…

***

Через два дня Таня снова нашла подпоручика.

– Здравствуй, Алеша.

– Я уже думал, что ты забыла про меня.

– Не забыла, но работы много с ранеными. А знаешь, что в трюмах творится? Там людей сотни и условий никаких.

– Скоро будем в Константинополе, Таня.

– Вас хоть кормили, Алеша?

–Нет. Сухари от поручика Иванова, которые он разделил с нами, и все. Хорошо хоть воды дали.

– С пресной водой плохо. Слишком много людей. Раненые умирают. И помочь нечем. А с туалетом в трюме беда. Люди под себя ходят. Запах стоит ужасный. Многие уже жалеют, что покинули Крым. Говорят лучше красная пуля, чем такое. А там дети и женщины, Алеша.

Таня достала из своей сумки две копченные скумбрии и отдала Слуцкому.

– Возьми. Это для тебя твоих товарищей.

– Откуда, такое богатство, Таня?

– Перед самым отплытием купила на рынке в Севастополе. Представляешь? Мужик, что продавал их, взял с меня три тысячи «колокольчиками» за пять рыбин. Он взял деньги уходящей из Крыма армии. Но я не торговалась. Зачем нам в Константинополе «колокольчики»?

Слуцкий вытащил из кармана измятую купюру в 1000 рублей. Последнюю, что у него осталась. Это был «колокольчик», из-за изображенного на банкноте царь-колокола.

Он хотел выбросить его в море, но Таня перехватила руку.

– Не нужно. Оставим на память…