Анна Да?шкова - Ошибка небес

‒ Как дела в отделе? ‒ спросил директор Прескот.

‒ Пока действующих операций нет. Разрабатываем одну подозрительную активность, но все на стадии проверки.

‒ Хорошо. Как вообще дела?

‒ Сэр? ‒ удивился вопросу директора Дэвид.

‒ Это я спрашиваю не как твой начальник, а как крестный отец, ‒пояснил Ричард, ‒ мы давно с тобой не разговаривали по душам. А между тем, мне крайне интересно, что происходит в твоей жизни. Как у тебя дела с агентом Хартли? Вы общаетесь?

Поняв, что именно, а вернее, кто, на самом деле интересует Прескота, Дэвид едва сдержался, чтобы не послать директора с его задушевными разговорами подальше.

‒ Нет, сэр, с задержания генерала Хаффмана мы не общались, ‒лаконично ответил он.

‒ Почему? ‒ не отставал Ричард. ‒ Я думал, что она тебе не безразлична.

‒ Была. Трудно сохранять чувства к женщине, которая предпочитает тебе другого.

‒ Парень, если бы я каждый раз отказывался от женщины, которая мне дорога из-за боязни соперничества…

‒ Сэр, извините, я бы с удовольствием послушал Ваши наставления, но мне действительно сейчас нужно идти в свой отдел.

Директор Прескот присел на свой стол, не сводя глаз с крестника.

‒ Хорошо. Но прежде, чем ты уйдешь, я хочу, чтобы ты знал. Что бы ты там не думал о Лаки и обо мне, в этой битве я тебе не соперник.

Может и хотел бы им быть, сложись все иначе, но не теперь. Тем не менее, ты этого не поймешь, но Лаки мне очень дорога, и я достану тебя из-под земли, если ты обидишь ее, ‒ Дэвид, решив, что с него достаточно, открыл дверь, чтобы уйти, ‒ но и ты мне как сын, ‒остановил его Ричард, ‒ поэтому я скажу это лишь раз. Ты будешь клиническим идиотом, если хотя бы не попробуешь вернуть ее. Лаки

Хартли именно та женщина, ради которой стоит бороться до последнего вздоха.

Дэвид секунд пять внимательно вглядывался в своего шефа, после чего вышел из кабинета Прескота. Злость и ревность, смешавшись с удивлением, с новой силой принялись клокотать в его груди.

Наручники Тома Уилсона, напомнили о себе, ударив агента Грина по бедру.

«Директор Прескот запретил мне устанавливать на Лаки жучок, так что я вмонтировал его прямо в наручники. Устройство записи почти невозможно отследить. Оно пишет на встроенную флеху, а включается на голос. Так что, если генерал Хаффман решит поменять пыточную или поставит глушилку, мы все равно сможем его записать… Если успеем. Прескот просто с ума сходит, когда дело касается агента Хартли», ‒ припомнил Дэвид разговор с Томом.

Ускорив шаг, Дэвид почти побежал к лифту. Нетерпение росло с каждой секундой, пока лифт спускал его на третий этаж со скоростью уставшей черепахи. И вот, когда он почти добрался до своего кабинета, агент Беркли остановила его каким-то нелепым вопросом. Отмахнувшись от сотрудницы, Грин влетел в свой кабинет, закрыв за собой дверь на ключ.

Найти способ добраться до аудиоустройства, замурованного в наручники, оказалось непростым занятием. Дэвиду пришлось потратить несколько драгоценных минут на то, чтобы заветная флешка оказалась в его руках, а наручники Тома при этом не пострадали. Когда дело было сделано, поборов взявшиеся из ниоткуда сомнения в этичности своего поступка, он вставил флеш-накопитель в ноутбук.

Первое, что Дэвид услышал, был его разговор с Томом, далее шла запись из штаб-квартиры Ричарда. Остановив проигрыватель, агент Грин упорядочил аудио-файлы по времени их записи. Файлы, сделанные в день ареста генерала, его не интересовали, ведь разговор Лаки с генералом он слышал из фургона, а после задержания, наручники, все еще сковывающие Хаффмана, уехали вместе с ними, когда как Лаки осталась с шейхом. Агент Грин перешел к записям следующего дня, нещадно перематывая посторонние голоса, записанные глупым устройством. В конце концов, включилась запись с голосом Лаки, из которой стало понятно, как наручники перекочевали к ней. Звук ее голоса, непринужденность разговора с посторонними людьми, музыкой лился из наушников, заставляя Дэвида то гордиться ею, то улыбаться ее шуткам, пока он не открыл файл, начинающийся со слов Ричарда: «Привет, Кэс».

Томный голос Ричарда и, что не менее ужасно, лукавое и

заигрывающее контральто Лаки, стерли улыбку с губ Дэвида. По мере разговора, выражение его лица так часто менялось, что стороннему наблюдателю могло бы показаться, что у агента случился припадок. Разговор уже закончился, а Дэвид все еще, почти не дыша, сидел и смотрел в пустоту.

‒ Боже, ‒ только и смог выговорить он, наконец, поняв причину столь неожиданной дружбы между его родителями и Лаки, ее неординарных шпионских способностей, и самое мучительное – связи с Ричардом.