Юрий Авдеенко - Сколько зим…

- Добрый вечер, Силантий Зосимович, - вежливо приветствовал Граф.

- Спокойной ночи, - пробурчал в ответ Ноздря.

- Спасибо за теплые пожелания. Только я вторую ночь зубаря втыкаю…

- Это точно, - подтвердил Лева. - Граф позавчера вечером отвалил…

- Я не батюшка. Зря исповедоваться пришли, - недовольно ответил Ноздря.

- Товар есть, - сказал Граф.

- Краденое не скупаю.

- Может, адресок подскажете.

- У Левки что? Память отшибло?

- Кузьмич такое не берет… И Мария Спиридоновна тоже, - оправдывался Левка.

- До свиданья. Бывайте здоровы. Абсолютно ничем помочь не могу… - Ноздря слез с кирпича. Над калиткой торчал только его нос, длинный и загнутый, словно крючок.

- Ну, сука! - взорвался Граф. - Мешок с трухой, ты еще припомнишь нашу встречу. И десять кобелей не устерегут твою поганую конуру. Мне терять нечего. Меня угро по всему городу ищет. В меня стреляли!

- Не ори, психопат! - оборвал его Ноздря. - Что за товар?

- Чемодан кофе. В зернах.

Ноздря поперхнулся от удивления. Сопя, открыл замок. Подалась калитка. Покряхтывая, Левка втащил чемодан во двор.

В дом Ноздря их не повел. Они обогнули курятник и очутились в маленьком сарайчике. С полками во всю стену, на которых что-то стояло. И хотя было темно и ничего не было видно, Граф знал: в таких сараях обычно хранят банки, пустые бутылки, столярные и другие инструменты и еще разную рвань: тряпки, плащи, старую обувь. Все это, конечно, покрыто пылью. И пауки живут по углам припеваючи.

Ноздря чиркнул спичкой. Просунул руку под полку. Щелкнула задвижка. Полка подалась на Ноздрю. В стене открылось отверстие, ведущее под пол.

Граф кивнул Левке, чтобы он лез первым. Бокалов любезно уступил дорогу Ноздре. И последним спустился сам. Погреб оказался небольшим квадратным ящиком из бетона, размером примерно два на два.

Электрическая лампочка светила на стене. Она была ввернута не в простой патрон, медный, с белым фарфоровым ободком. Такие патроны продавались на базаре, в скобяном магазине. Их можно увидеть в любой квартире города. Нет. На стене висело бра, вероятно, переделанное из позолоченного подсвечника: пузатенький ангелочек с пупочком держал в руке рожок. В этот рожок и ввинчивалась лампочка.

Может, Ноздря купил бра у какого-нибудь ворюги, но не рискнул повесить его в комнате.

У стены под бра стоял высокий сундук, на котором лежала овчинная шуба.

Чемодан открылся. Крупные кремовые зерна кофе лежали, словно мелкая прибрежная галька.

- Турецкий, - сказал Левка.

- Ты-то, сопля, знаешь! - съязвил Ноздря.

- Что ж я, Силантий Зосимович, турецкого кофе не видал? Я даже пил его…

- В Турции кофе не растет, - сказал Ноздря.

- В Турции все растет, - возразил Левка. - И табак, и кофе. Я сам в ресторане. «Интурист» такое блюдо видел - турецкий кофе.

Ноздря отмахнулся от него, как от мухи.

- Сколько хочешь?

- Одежду соответственно сезону. И укромное местечко на неделю, разумеется с харчевкой. Отлежаться надо, пока фараоны решат, что я все-таки в Ростов прорвался.

- Беру, - сказал Ноздря.

Граф устало опустился на сундук.

- Задешево отдает, - сказал Левка. - Вы бы видели, Силантий Зосимович, как мы накололи чемодан. Прима! Высший класс. Дамочка в обморок. Граф - жентельмен…

- Пока будешь находиться здесь. Подушку принесу. - Ноздря кивнул Левке: - Помоги! - Левка потащил чемодан наверх. Ноздря поднялся за ним.

- Жратвы не забудь, - напомнил Граф.

Они вернулись минут через десять. Граф дремал, привалившись на тулуп.

- Сутки средь могил ховался, - сказал Левка. -

Как подумаю: гробы, покойники… Аж дрожь берет… Вставай, Вова.

Ноздря принес бутылку самогона, запечатанную туго свернутым газетным пыжом, полдюжины сырых яиц, малосольный огурец, пяток помидоров и ворох вяленой ставриды.

- Барахло завтра подберу.

- Чтоб приличное было, - напомнил Граф, потирая кулаками глаза.

- Как чижика оденем, - успокоил Ноздря.

…Тогда они выпили крепко. Видимо, Ноздря считал сделку удачной. Он еще раз сбегал за бутылкой. И еще…

Захмелев, Ноздря болтнул, что к нему заходил Хмурый. Они крепко-крепко поддали. И Хмурый держал себя, как метр. Говорил, что напал на золотую жилу и намерен обеспечить себе беззаботную старость «на том берегу». Какой это берег, Ноздря не уточнял, но догадался, что турецкий.

Хмурый обещал не забывать Ноздрю, если Ноздря будет помнить его, Хмурого.

Глаза у Хмурого были маслянистыми, и он говорил, что стосковался по женщинам, но ему, дескать, нельзя впадать в разгул. У него должна состояться деловая встреча. Важная встреча, которая сыграет в его судьбе поворот… Уходя, Хмурый просил Ноздрю подумать, найдется ли где подходящее место: тайничок, надежный и безопасный. На всякий случай, если придется что спрятать.