Юрий Авдеенко - Сколько зим…

Чутье подсказывало Графу: такое добычливое место не могло ускользнуть из поля деятельности «мальчиков». И точно. Бокалов увидел знакомую тощую фигуру Левки Сивого.

Левка лез к стойке, прижимаясь к невысокому толстяку в белом чесучовом костюме. Левой рукой Сивый протягивал пустой стакан. Правой… Можно было не смотреть. Можно было сесть на лавочку и взглянуть на звезды. Потому что правой рукой Левка обычно вытаскивал бумажники, закрыв глаза. И делал это так же ловко, как смежившая веки старушка безошибочно продолжает вязание на спицах.

Уже через десять секунд Левка деловито удалялся в сторону промтоварной базы курортторга.

- Сивый! - позвал Бокалов.

Сивый остановился, удивленно повернул голову и не веря своим глазам, произнес:

- Граф?!

Бокалов положил ему руку на плечо. Обнявшись, как два старых добрых приятеля, они пошли по скверу.

- К твоей матери сегодня приходили из милиции. Сказали, что ты смылся.

Сивый замолк, дернул носом.

- И все? - спросил Граф.

- Объявишься - велели им сообщить…

- Сообщают сводки погоды. И то лишь для Москвы. Ладно. Жрать хочется. Сколько выбрал?

Сивый раскрыл бумажник:

- Поужинать хватит…

От Сивого несло чесноком и папиросами.

- Босяк ты, - сказал Граф. - Выходишь на вечерний променад, а жрешь чеснок, словно цыган на ярмарке.

Сивый виновато ответил:

- Забыл я.

Они вышли к морскому вокзалу - двухэтажному выбеленному зданию с пузатыми колоннами у входа и тяжелым лепным портиком.

На клумбе опадали последние цветы. Скамейки стояли грязные, и краска лезла с них охотно, словно шерсть с линялых кошек. Фонарь на боковой аллее не горел…

Граф оглянулся. И схватил Сивого за локоть. На скамейке, низко опустив голову, сидела женщина. У ее ног стоял чемодан. Сивый понимал Графа без слов. Они подошли к женщине. Она дружелюбно посмотрела на них. Они увидели, что она молодая. С короткой стрижкой. Упрямым скуластым лицом. Женщина сказала:

- Мальчики, вы не подскажете, где мне найти сапожника?

- Я могу чинить обувь, но у меня нет лапки, - ответил Граф Бокалов.

Затем поднял палец и, как маленькому ребенку, пригрозил:

- Не пищать!

Сивый тяжело подхватил чемодан.

- Вы коллекционируете кирпичи, мадам? - спросил Граф. - У моего кореша прогибается позвоночник.

Женщина молчала. Только сжимала губы. И лицо было белым и плоским, как кусок стены.

В следующую секунду голова женщины дернулась, тело покосилось и ничком рухнуло на скамейку.

- Чудачка, с перепугу отправилась в обморок, - заключил Граф. - Похряли… - И подумал про себя: «Каково? Сивому в голову не пришло, что все идет как па нотам. Только ноты эти писал не композитор, а начальник милиции. Женщина молодец - настоящая актриса. Изобразила обморок на все сто. Она работает секретарем у Каирова. Я ее видел там. Каиров называл ее Нелли…»

Около часа ночи Сивый крадучись, словно кот, подошел к дому Ноздри. Оглянулся… Дом, деревянный, под железной крышей, выходил окнами на проезжую часть улицы, потому что тротуар пролегал лишь с одной, противоположной, стороны, где стоял длинный кирпичный дом в три этажа: в полуподвале дома размещались парикмахерская, скобяной магазин и мастерская «Гофре, плиссе».

Над входом в парикмахерскую светила небольшая лампочка.

Сторож ходил у гастронома, который находился на углу улицы Пролетарской, метрах в ста от дома Ноздри.

По правой стороне улицы, рядом с домом Ноздри и дальше, до самого Рыбачьего поселка, темнели такие же деревянные дома, с садами и огородами. Брехали собаки. Но к этому уже давно все привыкли, как и к выкрикам петухов по утрам.

Сивый постучал в ставень. В доме хлопнула дверь. Кто-то вышел на застекленную веранду. Простуженно спросил:

- Кого нелегкая носит?

- Силантий Зосимович, свои, Лева я.

- Какой Лева? Сивый?

- Да, да… Силантий Зосимович.

- Чего хочешь? - сердито спросил Ноздря, приоткрыв дверь, насколько позволяла цепочка.

- Граф Бокалов просит на пару слов.

- Граф на курорте. Любой босяк в городе это знает, - возразил Ноздря.

- Времена меняются, - сказал за забором Граф.

Ноздря распахнул дверь, по скрипучим ступенькам спустился во двор. Подошел к калитке. Злобно лаявший пес, узнав хозяина, радостно завизжал. Громыхала заржавленная цепь. Сонно выкрикивали куры. Запах куриного помета, мочи, псины и вяленой ставриды держался во дворе стойко.

Ноздря положил ребром кирпич. Встал на кирпич, схватившись руками за верх высокой -калитки. Он был. на редкость осторожный, точно старый секач, чуявший охотника на расстоянии.