Он нажал кнопку электрического звонка и приказал появившемуся секретарю:
— Немедленно пригласите ко мне Кочетова и Зарубина с фотоотпечатками пальцев Гарри Макбриттена.
— Слушаюсь.
— Прямо скажу, не рассчитывал, —указывая на карту, признался Алексей Александрович.
— Радецкий, или, если угодно, Джек Райт, последнее время вел себя очень дерзко, однако не всегда осторожно и особенно в Венгрии, — заметил Круглов. — Очевидно, он считал, что дело там верное и таиться особо не следует. Пытался даже проникнуть в места расположения наших частей, но вовремя был задержан.
В кабинет явились Зарубин и Кочетов.
Чумак тотчас представил их полковнику.
— Помогите нам, пожалуйста, установить тут одну личность, — приветливо пожимая руки офицерам, сказал Круглов.
Вооружившись лупой, Зарубин долго и внимательно сличал дактилоскопическую карту с принесенными фотоснимками, хмыкал со свойственной ему привычкой, затем доложил:
— Отпечатки большого пальца правой руки принадлежат одному и тому же лицу.
— Есть сомнения? — поинтересовался Чумак.
— Никаких, товарищ полковник.
Алексей Александрович, лукаво прищурившись, улыбнулся Кочетову.
— Оказывается, Григорий Иванович, мы не ошиблись. Это, действительно, твой крестник.
— Джек Райт?
— Будем пока называть его так, хотя правильнее: Дмитрий Ксенофонтович Радецкий.
Изумленный Кочетов посмотрел на обоих полковников так, словно спрашивал: не шутят ли они с ним.
— Да, да, — подтвердил Чумак. — Младший сын царского генерала, эмигрировавшего в двадцатом году за границу.
«Не подвело-таки шестое чувство», — с восхищением глядя на старого чекиста, подумал Кочетов.
А Чумак продолжал, обращаясь к Круглову:
— Я думаю, полковник, нам следует еще раз посоветоваться, взвесить все обстоятельства предстоящей операции. Теперь мы точно знаем врага. Знаем, что в борьбе он не гнушается выбором средств.
Совещание подходило к концу, когда снова зазвонил телефон.
Кочетов поднял трубку и передал ее Алексею Александровичу.
— Сейчас сюда явится Томас Купер, — кладя на место трубку, сказал Чумак и пояснил Круглову: — Это руководитель иностранной профсоюзной делегации, в состав которой входил мнимый Гарри Макбриттен.
Томас Купер вошел, любезно поклонился офицерам и смущенно пробормотал:
— Прошу извинять меня. Два ночь Гарри нет, мы беспокоиться.
— К сожалению, мы еще не нашли его, — развел руками полковник.
— О! — с досадой крякнул Томас Купер. — Прошу прощать моя откровенность. Когда мы готовиться поездка СССР, наш босс много предупреждал нас опасность это путешествие. Он давал совет не ехать, сидеть дома. Я очень огорчаться пропажа Гарри Макбриттен. Злой язык будет очень плохо говорить Советский страна.
— Успокойтесь, господин Купер, ваш соотечественник будет найден.
— Надо скоро находить. Я пришел сказать — иностранец понизил голос, — завтра все газета моя родина будет печатать — Гарри Макбриттен украсть коммунисты.
— Ах, вот что? — усмехнулся полковник. — Спасибо за предупреждение. Я не спрашиваю, откуда вам это известно. Но могу вас заверить, что такой или подобной информации ваши газеты не напечатают.
— Будет печатать! — убежденно воскликнул Томас Купер.
— Нет, — твердо произнес полковник. — Не посмеют. Через несколько часов Гарри Макбриттен будет пойман.
— Пойман? — удивился руководитель делегации. — Прошу извинять. Я плохо понимать русский язык. Гарри надо искать, а не поймать.
— Гарри Макбриттен пробрался в нашу страну, чтобы совершить преступление. Я говорю вам открыто потому, что его сообщник нами обнаружен и схвачен.
— Господин полковник, я гость ваша страна, — обиделся Томас Купер, но тут же нерешительно улыбнулся: — Вы говорите шутка, я понимать.
— Нет, господин Купер, я не шучу. Гостям, которые приезжают к нам с открытым сердцем, независимо от того, нравится им наше государственное устройство или не нравится, мы всегда рады. Пусть все смотрят и делают такие выводы, какие им подскажет их совесть. Но диверсантам, шпионам, убийцам дорога в нашу страну закрыта.
Томас Купер долго молчал, а потом заговорил несколько торжественно и приподнято:
— Когда я собирался ехать ваша страна, я давать честное слово все мой товарищ сказать только правда СССР, только то, что будет видеть мои глаз. На вся пропаганда я будет закрывать мой уши. Я смотрел завод, три завод — это не пропаганда. Я видать стадион, школа, санаторий, больница — это не пропаганда. На шестой этаж стройка я без посторонний глаз разговаривать такой, как я, каменщик. Мы вместе там клал целый ряд кирпич. Это не пропаганда. Дома я будет говорить мой товарищ всё, что видеть мой глаза. Я будет давать честный слово. Мой товарищ будет верить Томас Купер. Я хочет смотреть Гарри Макбриттен.
Читать дальше