Виктор Суворов - Аквариум [Новое издание, исправленное и переработанное]

Моего командира можно понять. Если человек теряет контроль над собой после пустякового происшествия, значит, он и в будущем может потерять контроль над собой. В самый ответственный момент. А может, он в прошлом уже терял над собой контроль? Может, враждебные организации уже воспользовались этим?

Сомнений нет: заберут меня сегодня ночью. И если бы я был на месте Навигатора, то поступил бы точно так же: во-первых, немедленно после случившегося поставил слежку, во-вторых, убедившись в неблагополучии, отдал приказ об эвакуации.

Я не еду в посольство. Посольство — это наручники и укол. Я еду домой. Мне нужно подготовиться к неизбежному. И встретить удар судьбы с достоинством.

Дверь своей квартиры я запер изнутри, окно чуть приоткрыл. Если мне не хватит мужества встретить их лицом к лицу, прыгну в окно. Ниже — семь этажей. Хватит вполне. Путь через окно — легкий путь, но и его я обдумываю. Это путь для малодушных. Для тех, кто боится конвейера. Если в последний момент испугаюсь, то воспользуюсь этим путем.

Недавно гордый варяг из ГРУ ушел от конвейера именно так — прямо в центре Парижа бросился из окна на каменную мостовую.

Другой варяг ГРУ, из Лондона, работал в очень важном обеспечении в Швейцарии. Ошибся. На конвейер не захотел. Вскрыл себе вены.

А майор Анатолий Филатов, борзой, конвейера не побоялся. И я не побоюсь.

Вообще-то, кто его знает… Хорошо зарекаться сейчас. И все же я не пойду через окно. Я встаю и решительно его закрываю. Это не для меня. Но и на конвейер я не пойду. Когда постучат, открою дверь и вцеплюсь кому-нибудь в глотку зубами.

Я глянул на часы и похолодел. Уже за полночь! Тактику Аквариума я знаю. Эвакуация обычно начинается на рассвете. Аквариум свои удары наносит внезапно. В самое сонное время. Могут, конечно, и до рассвета начать, для этого расстановку людей они должны были провести еще раньше. Так что я уже, наверное, опоздал. Вполне возможно, двое уже ждут сигнала на лестничной площадке этажом выше. Еще пара где-то у входа. Кто-то, конечно, и в гараже. Основная группа — где-то рядом.

Сейчас у меня есть только одна возможность уйти от них — осторожно выйти из квартиры, спуститься на два-три этажа вниз и только тут вызвать лифт, на лифте — прямо в подземный гараж, а из гаража выезжать не через выходные ворота, а через входные, если, конечно, их удастся открыть изнутри.

Замок я открыл бесшумно. Осторожно жму на ручку двери. Главное, чтоб она не скрипнула. Вздыхаю глубоко и тяну дверь на себя. Полоса света из коридора на полу моей комнаты становится все шире. Затаив дыхание, я потянул дверь сильнее, и она заскрипела тихо, тоскливо и протяжно.

Моя машина на солидном расстоянии от дома. Моя машина в тени, в гуще других машин на большой стоянке. Но свой дом я вижу отчетливо. Пока ничего подозрительного вокруг не происходит. Всё спит. Все спят.

В 3:40 во всех окнах моей квартиры вспыхнул свет. Что ж, это именно то, чего я ожидал.

Лес. Холодный серый рассвет. Клочья тумана. Ледяная роса. Я еще никуда не бегу. Я тут только для того, чтобы подумать. Не люблю, когда мои размышления прерывают внезапным настойчивым стуком или звонком в дверь.

Прежде всего мне предстоит выбор: вернуться, сдаться, добровольно пойти на конвейер или…

В самый последний момент, оказавшись один на один с системой, миллионы людей задавали себе такой вопрос. Мне совсем не интересно, что подумают обо мне другие сейчас и позже. Посторонние меня все равно осудят, как осудили миллионы моих предшественников.

Людей, которые шли под коммунистический топор, не протестуя, сейчас осуждают: мол, рабские души, не способные протестовать, туда вам и дорога.

Те, кто не шел на убой добровольно, должны были или убегать, или драться. Этих тоже осуждают: изменники, предатели, пособники врага!

Если я добровольно сдамся — прослыву дураком, холуем, рабом.

Если не сдамся — стану преступником, предателем.

Считайте меня, братцы, преступником, холуем не считайте.

Но и преступником меня считайте не очень большим. Рано или поздно все наши вожди будут признаны тиранами, кровавыми злодеями, волюнтаристами, проходимцами, предателями, шпионами, болтунами и развратниками.

Убежать от них — преступление.

А оставаться и выполнять их приказы?

Холодно в лесу, зябко. Не привык я слишком долго думать. И философия — не моя область. Но на один вопрос я обязан ответить сам себе: я бегу потому, что ненавижу систему, или потому, что система наступила мне на хвост?