Артуро Перес-Реверте - Саботаж

– Ужас какой, – сказал адмирал. – Просто чудовищно.

Они с Фалько стояли в толпе посетителей, запрудивших испанский павильон на Всемирной выставке, открывшейся два дня назад. Слева от окон, откуда шел свет, за огромными стальными пилонами, поддерживавшими стропила, почти целиком занимая стену своей истерзанной геометрией в исчерна-серых тонах, висела «Герника».

– Четырехлетний ребенок накалякал бы не хуже.

– А многим нравится, – заметил Фалько.

Стеклянный глаз вместе с живым метнули яростный взгляд. Адмирал кусал усы и как будто искал того, кто осмелится своим поведением подтвердить эти слова.

– Большевистская пачкотня. Вижу, ты в искусстве не смыслишь ни х-х… ни уха ни рыла. Веласкес, Мурильо, Гойя. Вот настоящая живопись! А это… это…

Он запнулся, подыскивая подходящее определение.

– Дегенеративное искусство? – с насмешливой услужливостью подсказал Фалько.

– Да нет же, мать его… Пусть нацисты так выражаются, не путай! А тут просто монументальное надувательство! Трюк!

Фалько улыбнулся. Он очень внимательно вглядывался в полотно, ища в нем отличия от того, которое он уничтожил на улице Гранз-Огюстэн. Но почти ничего не находил. Если не считать нескольких чересчур густых мазков с подтеками, которые объяснялись спешкой, две картины казались совершенно одинаковыми. Можно не сомневаться, что решающую роль в этом сыграли фотографии Доры Маар, подруги Пикассо.

– Мы все-таки не сумели помешать… – сказал он.

Но адмиралу не в чем было его упрекнуть:

– Ты сделал, что мог, и вышло недурно. Очень даже. Красным пришлось открыть свой павильон с большой задержкой и вылезти вон из кожи, чтобы повесить картину к сроку. Кровь из носу, да? Ну, мы им ее и пустили.

Они отошли от «Герники» к столикам кафе-ресторана, примыкавшего к залу. Издали, поверх голов публики, обернулись на нее еще раз, причем адмирал споткнулся о металлический барьер, ограждавший какое-то причудливое сооружение.

– Колдер [71] Александр Колдер (1898–1976) – американский скульптор-абстракционист, создатель кинетической скульптуры. , «Ртутный фонтан», – проворчал он, глядя все так же хмуро. – Еще один шут гороховый. А третий – Жоан Миро [72] Жоан Миро (1893–1983) – каталонский художник, видный представитель сюрреализма и абстракционизма. со своим «Жнецом» на втором этаже… Это такой же жнец, как я.

– Вы сегодня настроены на редкость нетерпимо, сеньор адмирал.

– В задницу твою терпимость. Эти красные шарлатаны ангела небесного способны взбесить своей топорной пропагандой. Видал при входе фотографии? Бойцы Республики охраняют художественное наследие церквей, разрушенных фашистами… Можно ли врать наглее?

– Каждый крутится как может.

– Молчать!

– Слушаюсь, господин адмирал!

– Вот и слушайся.

Шеф НИОС вытащил из кармана пустую трубку и свирепо прикусил мундштук.

– Сколько шуму подняли из-за такого дерьма…

И, обведя осуждающим взором все вокруг, мотнул головой в сторону выхода:

– Пошли отсюда, пока меня не стошнило.

Они пересекли внутренний двор, весь заставленный и увешанный стендами с фотографиями, плакатами, графиками и диаграммами достижений Республики, и направились к лестнице, которая вела вниз, на улицу. Там адмирал надел шляпу, сощурился от солнечного света и – руки в боки – остановился рядом с неким высоким кактусоподобным тотемом, читая плакат на стене: «В окопах сидят более полумиллиона испанцев с винтовками, и они не дадут себя растоптать».

– Сами себя позорят такой чушью. Посмотри на лица посетителей, почитай газеты… Все поносят «Гернику» последними словами. И если устроители хотели всколыхнуть международный пролетариат, то ни черта не вышло.

– Пожалуй, что так, – согласился Фалько. – Пролетариат играет другую музыку.

– Именно. И пляшет другие пляски.

Они отошли подальше от толпы посетителей и продавцов сувениров и почтовых открыток. Из репродукторов звучали сообщения на шести языках, обстановка была праздничная, а центральная аллея запружена народом, двигавшимся по обе стороны от огромного фонтана мимо указателей ближайших павильонов – Египта, Польши, Уругвая, Португалии.

– Я получил прелестное донесение, – сказал адмирал. – Оказывается, Пикассо предложил президенту Агирре и правительству басков по окончании Выставки забрать картину себе. Ты сейчас лопнешь со смеху. А те сказали, мол, нет, большое спасибо. А знаешь, как выразился комиссар павильона, художник-баск Уселай? «Это семь на три метра порнографии, гадящей на Гернику, на всю Страну Басков и вообще на все».