Евгений Ивин - Откровения секретного агента

Это была катастрофа, провал, разведка стала призрачной мечтой. Но председатель партийной комиссии, видимо, хорошо знал старую комсомолочку, и я подозреваю, что мои шефы из КГБ подстраховали мой прием в партию. Приняли при одном воздержавшемся. Сам секретарь райкома поздравил меня. Поэтому спрашивать профессора, что же будет после коммунизма, я не рискнул.

Одним словом, перед экзаменом взял я чужие шпаргалки, набил ими карманы, вложил в рукав перечень вопросов и пошел, как Матросов на амбразуру с пулеметом. Как правило, комиссия на госэкзаменах старается не замечать, когда мы бессовестно переписываем шпаргалки на чистые экзаменационные листы. Нам крупно повезло, что на госэкзаменах не присутствовала какая-нибудь старая комсомолка или секретарь парткома — классический дуб и тупица, но при высокой партийной должности. В общем, сдал я этот экзамен и даже сумел без запинки дать определение «научному коммунизму». И именно в тот день, когда я получил наконец свой желанный темно-синий, а не красный, диплом, в коридоре меня поджидала моя судьба — Иван Дмитриевич.

— Поздравляю! — сказал он со своей гадючьей ухмылкой и протянул мне свою жилистую ладонь. — Слушал за дверью, как ты с марксизмом управлялся. Восхищен! Неужели ты все это так хорошо выучил?

— Уж не думаете ли вы, что я до такой степени обнаглел, что на госэкзамены пришел со шпаргалкой? — парировал я и таким образом впервые солгал КГБ.

— Слышал, ты женился? — проявил он свою профессиональную информированность.

— Да, был такой грех! — засмеялся я, понимая, что и этот вопрос мне задан неспроста.

— Пойдем где-нибудь пообедаем, — предложил он и, не дожидаясь моего согласия, пошел вперед.

Заказывал Иван Дмитриевич довольно щедро. Я мысленно прикинул, что обед нам обойдется примерно в две моих стипендии. Чекист был словоохотлив, чему-то радовался, настроение было явно превосходным, и хотя подчеркнул, что радуется моим успехам и окончанию учебы, я ему не поверил. Он врал, это я определил по каким-то неуловимым признакам в его поведении. Может быть, во мне уже проснулся инстинкт разведчика? Эта мысль наполнила меня гордостью и придала уверенности. Наивный червяк!

— А почему нет Глеба Константиновича? — спросил я без всякой задней мысли.

— А зачем он тебе? Что, со мной неинтересно? Он старый отживший сапог, — коньяк явно шибанул ему в голову. — Сейчас наше время, время молодых: мое, твое, и нечего им путаться у нас под ногами и учить нас, более способных и талантливых. Он опыт передавал! — с презрением произнес Иван Дмитриевич. — Какой опыт? Во время войны работал в тылу у немцев, брал языка, добывал оперативную информацию. Но ведь этот опыт сейчас никому не нужен.

От пятой рюмки коньяка чекист соскочил с рельсов, он стал громко говорить, бахвалиться. Благо в ресторане народу почти не было, так, одиночки, да официантки сидели кружком за одним столом и делились своими заботами, не обращая внимания на двух молодых людей, которые слегка подвыпили.

— Я тебя нашел, ты мой актив, — продолжал плести Иван Дмитриевич. — Руководство одобрило работу с тобой. Ты теперь будешь со мной на связи, будешь выполнять мои указания. Я буду отвечать за твою подготовку. Хотим сделать из тебя нелегала.

— Кого? — не понял я и все же почувствовал, что мое будущее обретает определенность.

— Чего не понять? — пьяно возразил чекист. — Пойдешь за кордон с чужим паспортом, будешь иметь легенду, осядешь, законсервируем тебя на годик, а потом наладишь поток информации…

Из его пьяной болтовни я все же уловил главное — мою судьбу определили. Если честно, то я плохо представлял всю механику превращения меня из легала в нелегала. Возможно, мне придется тайно переходить границу или, как я слышал выражение, «просачиваться» на чужую территорию. Как я это сделаю — не имел ни малейшего представления.

— Жена пойдет с тобой? — неожиданно задал он сложный для меня вопрос. Эта мысль мелькала у меня уже несколько раз за вечер, но ответа я не находил, и поэтому просто отгонял ее, полагая, что эта проблема сама собой должна разрешиться. Я боялся высказать Ивану Дмитриевичу свои сомнения по поводу жены, потому что опасался его негативной реакции. Ведь при первой нашей встрече мне рекомендовали жениться на хорошем надежном товарище, который будет другом и помощником в трудной и сложной жизни советского разведчика. Я женился. Таня была мне хорошим другом в жизни, но вот будет ли она хорошим помощником разведчика, захочет ли разделить опасности, подстерегающие там, за кордоном? Откровенно сказать, я на это надеялся. Мне казалось, что Таня такая же патриотка, как и я, и будет мне признательна за принятое решение. А потом возникли сомнения: ведь я хочу предложить жене не поездку в Сочи и не совместное развлечение, а работу с риском для жизни. Да, если честно, то с риском для жизни. Мой японский опыт здесь ровным счетом ничего не стоил, да и заикаться об этом я не собирался, иначе КГБ может отвернуться от меня. Я так свыкся с мыслью, что буду разведчиком, что провал этой надежды стал бы для меня большой потерей в жизни. И все же я сказал правду своему шефу — так я стал мысленно называть Ивана Дмитриевича: